— Давай сменим тему, ладно? — начинаю ёрзать я на сидении.
— Ладно. Но я прав, и ты знаешь это. У тебя мама-цербер с капитальным сдвигом по кумполу и течью во фляге, которая внушила тебе, что парни не могут тобой восхищаться просто потому, что ты — это ты.
— Ничего такого, — вяло возразила я, но мы оба понимали, что он с точностью снайпера попал в самое яблочко.
— Ага, ага, — закивал Басов активно, — рассказывай мне, а сама запоминай — твоя мать — дура! Кстати, кто она?
— Я не хочу об этом говорить, — отмахиваюсь.
— Мне видится какая-то грымза в роговых очках и с гулькой на голове. Наверное, она бухгалтерша?
— Мимо, — бурчу я, заламывая руки и не зная, как остановить поток его сознания.
— Вахтёрша?
— Яр, — вздыхаю беспомощно.
— Парикмахерша?
— Алё! Мне не нравится этот разговор.
— Мне тоже! Но я хочу знать, кто это женщина, которая обвешала мою любимую девушку таким количеством комплексов, что она стала похожа на дурно украшенную новогоднюю ёлку? — его голос натурально пропитан яростью.
И мой тоже.
— Это моя мама! Ясно тебе! Перестань говорить о ней такие ужасные вещи, — взрываюсь я праведным гневом и дёргаю ручку открывания двери на себя, при очередной остановке на светофоре.
— Ладно, осади, Истома. Ладно! Я её уже почти безгранично люблю за то, что она тебя верно хранила для меня одного, — и парень неожиданно улыбнулся и подмигнул мне так, что стал почти точь-в-точь похож на Люцифера во плоти.
— Замолчи, — покачала я головой.
— Не, не, малая. Всё, теперь ты моя. Я один буду портить.
— Ужас какой, — закрыла я уши.
— И тебе понравится...
— Ну точно.
— Спорим?
Неожиданно машина притормозила и резко свернула с проспекта к большой неоновой вывеске, а я охнула, не ожидая такого крутого виража.
— Приехали.
— А куда?
— Переодеваться. А то заболеешь ещё у меня.
Ми-ми-ми. Сю-сю-сю. Но как же приятно, а-а-а!
И уже через полчаса мы оба вышли из магазина облачённые в практически одинаковые спортивные костюмы из мягкого футера с теплым начёсом изнутри. У Басова — нежная мята. У меня — яркая бегония.
На ногах кроссовки в тон.
А затем Ярослав уже стоя на крыльце после шопинга обнял меня за талию и прижал к себе крепко-крепко. Поднял свой навороченный гаджет над нами и сделал фото, смачно целуя меня в щеку, пока я жмурилась от мимолётного лучика солнца, выглянувшего из-за грозового облака.
Всего мгновение и наш снимок улетел в самую популярную в мире социальную сеть с подписью:
«Моя».
— Ты с ума сошёл?
— Чтобы все знали, что ты теперь принадлежишь мне, Истома. Теперь ты недосягаемая и неприкосновенная. Для всех! Выдыхай, — его горячая ладонь скользнула под мягкую ткань худи и обожгла подушечками пальцев поясницу.
Потянула на себя ближе, пока мы оба с томным вздохом не соприкоснулись.
— А если моя мама узнает? — пискнула я, но Басов только одними губами проговорил мне что-то типа «насрать» и молча повёл меня к своей хищной фурии, а там уж врубил на всю катушку давно избитый годами трек, улыбаясь мне от уха до уха.
— Яр?
— Так, оделись, теперь пора и пёрышки почистить.
— Что?
— И подстричь красиво, чтобы комар носа не подточил, а затем праздновать. И да, я не шутил, сегодня мой день рождения, а ты — главный и самый долгожданный подарок.
— Но...
— Всё, взрываем, малая.
— Скорпионище, — покачала я головой и всё-таки капитулировала его желаниям.
Вероника
— Я могу быть кем угодно, Истома. Главное, чтобы твой.
— Сколько патетики, — буркнула я и отвернулась, смущённо прикладывая ладошки к пылающим от смущения и счастья щекам, ощущая, как в животе, дикими птицами бьются обезумевшие бабочки.
— Если надо, то я вылью тонны горячей ванили, лишь бы тебя растопить и заставить снова в себя поверить.
— Я верю поступкам, Ярослав. Не словам. В моей жизни были и есть люди, которые тысячи раз говорили мне о любви, но на деле показывали совершенно иное.
— Я знаю, как это бывает.
— Неужели? — хмыкнула я, обводя глазами роскошный кожаный салон автомобиля, цепляя взглядом дорогой телефон, а ещё стильные часы и фенечки на его крепких запястьях.
— Я сирота, Истома.
Боже!
Сердце в груди от жалости истошно завизжало и, завывая, впало в истерику. Бедный...
— Но твой дед...
— Скорее тюремщик, чем любящий родственник.
— Мне очень жаль.
— Ничего, прорвёмся, малая. Теперь мы вместе. Ты и я. Вдвоём не так страшно шагать по этому долбанному, несправедливому миру, верно?
— Верно, — кивнула я на автомате, вылизывая взглядом каждую чёрточку его чеканного лица и понимая, что увязла.
Почти по самые гланды. И когда успела?
— На месте, — очередной раз тормозит Басов и кивает мне на выход.
Я подчиняюсь беспрекословно, следуя за ним по пятам. А затем не замечаю, как прохожу в пахнущее элитной косметикой помещение, застланное белым мрамором и зеркалами.
— Привет, Рит, — обращается к миловидной блондинке за стойкой Ярослав, — тут мне моей девушке нужно красоту навести.