Спорим, тебе понравится? (СИ)

Наконец-то парень поднимает глаза, сразу же напарываясь на меня. Будто бы недовольно поджимает губы, а я умираю, разглядывая его идеально хищные черты лица. Против воли любуюсь любимым образом. Накачиваю себя им под завязку. А затем встаю и делаю шаг к нему.

— Привет, Ярослав, — голосовые связки изуродованы волнением и неуверенностью в себе. Они выдают моё состояние с головой и будто бы демонстрируют собеседнику, насколько я жалкая и влюблённая в него дура.

Пришла. Сама. Наплевав на гордость.

Тряпка!

— Привет, Истома, — его голос настолько безжизнен, что мне становится страшно. Руки дрожат, ладошки вспотели и болезненная судорога, то и дело, скручивает внутренности в мёртвые петли.

— Я..., — сбиваюсь и замолкаю, не зная, с чего начать. В голове манная каша с комочками.

— Пришла наконец-то рассказать мне, кто твоя мать? — кривится и усмехается.

— Нет, я...

— Ты опоздала. Меня уже просветили.

— Я знаю, я..., — набираю полные лёгкие, зажмуриваюсь и выпаливаю как на духу, — вы с моей мамой вчера поговорили. Я хочу знать, правда ли то, что она мне рассказала?

— А что она тебе рассказала, Истома?

— Что ты просто играл со мной, чтобы досадить ей, — мой подбородок отчаянно задрожал, и первая слезинка всё-таки сорвалась с ресниц, разбиваясь о горящую щеку.

А Басов только качает головой и чертыхается. Затем в два шага сокращает между нами расстояние, хватает меня за локоть и тащит под лестницу. А там...

Мне просто хочется встать на колени и умолять, чтобы он врал мне и дальше. Я не желаю слышать правду. Я категорически передумала! Потому что я не знаю, что буду с ней делать. Мне не нужна эта горечь! Я желаю только сладкой лжи!

— Ещё раз, — рявкает он мне, а я начинаю задыхаться и отчаянно хапать воздух.

— Я... не могу!

— Через не могу! — он так давит на меня, что я не в силах ослушаться и в ужасе повторяю всё слово в слово, что говорила мне мама. А Басов слушает, не перебивая, только въедливо смотря на мои губы.

Пока я наконец-то не замолкаю, заламывая руки и отчаянно пытаясь не впадать в истерику.

— Это ложь, — произносит он спокойно, но моё сердце уже настолько раскурочено, что не способно орать дурниной и тем самым заглушить голос разума.

— Ложь, — в тихой истерике хмыкаю я, — ну, конечно. И как я сразу не догадалась?

— Я не вру, Истома! Храмова действительно просветила меня насчёт того, что ты её дочь. А я стоял и обтекал, потому что вообще не был готов к этой информации. Ты должна была сказать мне обо всём, а не запускать ситуацию до такой степени, что мы теперь не можем быть вместе! Ясно тебе?

— Не можем? — бормочу я, прикасаясь дрожащими пальцами к губам.

— Нет! — Ярослав закладывает руки в карманы брюк и принимается расхаживать передо мной, распекая на все лады.

— Ты либо здесь, рядом. Либо тебя увозят. Далеко и надолго!

— М-м, — поджимаю я губы и передёргиваю плечами, — столько патетики, Ярослав. Но, может, ты уже начнёшь говорить мне правду?

— Ты мне не веришь?

— Замени — «мы не можем», на — «я не хочу», и тогда это будет больше похоже на реальное положение дел...

— Твоя мать угрожала мне! Ясно? Она сказала, что если я не остановлюсь, то она увезёт тебя обратно под Красноярск, а перед этим в лепёшку расшибётся, но добьётся, чтобы мне провели повторную аттестацию по её предмету за прошлый год, чтобы в этом меня не допустили к экзаменам. Сраное итоговое сочинение я тоже завалю — это она мне пообещала. И вместо аттестата на выходе из гимназии я получу лишь справку об окончании, а это значит никакой вышки, лишь на второй год и в колледж. Но и чёрт бы со всем этим! Только как, если рядом не будет тебя?

— Она на такое неспособна! Мама не могла сказать подобное...

— Ах, неужели? То есть я мог сказать, что поматросил тебя и бросил мести ради, а она святая великомученица, так, что ли?

— Так! Мама просто защищала меня. От тебя...

— От меня? О, ну супер! Только если я такое чудовище, как она говорит, то почему не сдал тебя ей со всеми потрохами мести ради, м-м? Нет! Вместо этого я на всю эту хрень лишь рассмеялся ей в лицо и заверил, что потерял к тебе всякий интерес сразу же, как только узнал, чья ты дочь. На том и разошлись. Хочешь скажу почему? Потому что я испугался, что могу навсегда потерять тебя!

— И поэтому ты не писал и не звонил мне два дня?

— Откуда мне было знать, что твоя мать наврёт тебе про меня с три короба? Она, конечно, у тебя женщина загадочная, но я даже не подозревал, что она ещё и лживая дрянь.

— Это не ответ на мой вопрос, Ярослав!

— А почему ты не сказала правду, Истома? — резко и осуждающе перебивает меня парень, чем вгоняет меня в состояние мрачной и тупой апатии. — Или я так и должен водить вокруг тебя хороводы, пока ты прикрываешь не наш тыл, а только защищаешь секреты и интересы своей матери?

— Яр...

— Ты врала мне! На кой, спрашивается? Я что, на балабола, по-твоему, похож?

— Вы — враги. Хочешь сказать, нет?

— Какие, в задницу, враги? Я твою мать не трогал вообще! Мне на неё максимально фиолетово. Это она на весь класс обозвала меня тупым дегенератом и иже с ними.

— Она не могла, — жёстко встала я на защиту матери.