— Ничего, — не моргая ответила я. Не слишком поспешно, но и не слишком медленно. Так как надо, если бы я действительно говорила правду. Я отрепетировала это слово десятки раз и выдала его безупречно.
— Ничего? Х-м-м, а знаешь, я тебе верю, — и ещё одна тёплая, совершенно искренняя улыбка сорвалась с губ матери.
— Да?
— Конечно? Ты же у меня не совсем конченная тупица, чтобы клюнуть на басню о том, что этот парень действительно заинтересовался тобой?
— Мной? — выдохнула я и живот туго, слишком болезненно скрутила судорога.
— Посмотри в зеркало, Вера, — кивнула она на створку шифоньера, и я тут же последовала её приказу, — что ты там видишь?
— Себя.
— Да. Там ты, Вера. Серая, ничем не примечательная мышь. Обычная. Заурядная. Посредственная. Но это ли не дар Господа нашего, дочь моя? На такую простушку, как ты, никогда не посмотрит с любопытством такой популярный парень как Басов. Никогда не заинтересуется, не обманет и не испортит. Ибо зачем? Вокруг него толпа разукрашенных, опустившихся вертихвосток, каждая из которых костьми ляжет, только бы он осквернил её тело и душу.
— Мам? — я скривилась от обиды и даже протянула к ней ладонь, образно умоляя её не унижать меня и мой внешний вид до такой степени, но она ничего не замечала, продолжая топить мою уверенность в себе в сточных водах своего сознания.
— Ох, доченька, ты у меня еще совсем глупенькая, наивная и доверчивая. Я тоже когда-то была такой. Дурой! Но всё ведь очень просто, не так ли?
— Я не понимаю, — качаю я головой, не в силах постичь направления её мысли.
— На дворе тринадцатое ноября. Целых два с половиной месяца ты спокойно проучилась в этой гимназии, ходила мимо Басова, а потом вдруг случилось немыслимое — считай, что чудо, да? Так, думаешь? Басов увидел тебя и занемог? Цветы, свидания и дальше по списку. И куда он притащился с ними? Вау, вот это совпадение — в кабинет того преподавателя, который в кои-то веки не спускает ему с рук его замшелую тупость!
— Мама, между нами ничего нет! — решила я пресечь дальнейшую полемику, но кто бы мне внял.
— И не будет. Потому что я руку даю на отсечение, Вера — это бесовское отродье прицепилось к тебе только потому, что как-то узнало о том, что ты моя дочь. Я — его враг номер один в гимназии, потому что не даю ему продыху, не покупаюсь его семьёй и честно ставлю оценки его знаниям. Его это бесит. Его это убивает. И он готов на всё, чтобы достать меня. Только меня одну. А на тебя ему плевать с высокой горы! Понимаешь? Других вариантов просто нет и быть не может!
Я вконец сникла и принялась рассматривать свои короткостриженые ногти, пытаясь полностью абстрагироваться от слов матери и не показывать, как меня ранят все эти красочные эпитеты в мой адрес. Вот только жгучие, солёные слёзы уже скопились в уголках глаз и грозились пролиться, выдавая меня и моё отчаяние с головой. Потому что да — всё услышанное было логичным до безобразия и слишком сильно смахивало на горькую, но правду.
Я же и сама об этом не раз думала.
— Какая разница, зачем и почему это произошло, мама, если мне нет дела до этого парня? — прошептала я, приказывая себе успокоиться и не реветь.
— Нет дела? Вот и чудесно, Вера! Просто превосходно. В таком случае я надеюсь, что ты впредь будешь благоразумна и не станешь более служить мишенью для игр этого недоноска Басова. Ведь так?
— Так...
А что я ещё могла сказать, если мать мастерски запустила в мою душу, сердце и разум клубок змей, который расплодил во мне сомнения и неуверенность в себе.
И в нас.
А были ли мы на самом деле?
Вероника
Остаток вечера я пребываю в каком-то коматозном состоянии. Меня раздирают на части мои же собственные мысли и слёзы катятся из глаз, как бы я ни просила их перестать делать это. Мне больно. И страшно. Но я вновь прокручиваю в голове события минувшего прошлого.
Вот же только я была всего лишь жалким недоразумением на пути у безусловного Короля нашей гимназии. Кочкой. А потом как гром среди ясного неба — и вот уже я его фаворитка, которая купается в любви и заботе.
Дотрагиваюсь до кончиков своих короткостриженых волос и всхлипываю.
А что, если мама права? Что, если всё это лишь жестокие игры мажора, которому перешли дорогу?
И я тут же вспомнила, как Ярослав рассказывал мне, что его любимая игра — это шахматы и нет на свете ничего увлекательнее, чем загонять своего соперника в ловушку, пока тот не ошибётся и не капитулирует. Было время, Басов даже выбирал, чем заниматься серьёзно: плаванием или разучиванием стратегий.
Возможно, я — всего лишь его Гамбит, которым Ярослав, не задумываясь, пожертвовал для достижения своих собственных, высших целей. Но как можно поверить в подобное? Ладно отомстить матери – это я еще могу понять. Но чтобы психологически сломать невиновного? Это же за гранью! Не может быть этот парень с глазами цвета топленого шоколада быть таким чудовищем. Или может?
Уже ночью срываю с себя все навешанные внутренние оковы и всё-таки тянусь к телефону, который подарил мне Ярослав. С замиранием сердца снимаю блокировку и медленно умираю, потому что там ничего.