Читаем Спорт королев полностью

Этти Корбет, сын лорда Раулона, начальника шотландской гвардии, много лет участвовал во всех стипль-чезах как любитель и считался одним из лучших жокеев. Он решил не дожидаться ультиматума и перейти в профессионалы. В первый день своей профессиональной карьеры он пришел в раздевалку, чтобы надеть форму со своими собственными цветами (ему предстояло работать со своей лошадью). Туда же пришел переодеться и его друг, который оставался любителем.

– Что вы себе позволяете, такие-растакие любители, – сказал Этти негодующим тоном, приводя главный аргумент стюардов, – захватили всех лошадей и отнимаете у нас, бедных профессионалов, хлеб.

Впоследствии правила снова изменились. Любители могли участвовать во всех соревнованиях и оставаться «мистерами» (к профессионалам обращение «мистер» не употребляется), но владельцы, нанимающие их больше чем для семидесяти скачек, обязаны передавать гонорар, полагавшийся бы профессионалу, в фонд помощи жокеям, пострадавшим от травмы. И теперь любители могут, не боясь упреков, на равных с профессионалами наслаждаться скачками.

Помню, в один из редких дней, когда я появлялся в школе, меня попросили написать сочинение на тему «День из жизни кролика». Чувства кролика мне сегодня так же неизвестны, как и тогда. Но сегодня я, пожалуй, могу рискнуть написать «День из жизни жокея стипль-чеза», странного создания, нарушающего законы природы: летом погруженного в зимнюю спячку, а зимой возвращающегося к жизни.

В дни молодости, едва забрезжит рассвет, я вскакивал с постели, считая утро лучшим временем жизни. Оно и вправду было прекрасным. А сейчас, с заспанными глазами, дрожа от холода, неверными пальцами я натягиваю брюки для верховой езды и шесть свитеров. Но когда восходит солнце и разгоняет туман, я по-прежнему радуюсь, что могу видеть эту картину.

Закутавшись до ресниц в шарф, я веду свой «Лендровер» по Беркширским холмам и там останавливаюсь, поджидая, когда длинная вереница лошадей поднимется ко мне из долины. Холмы великолепны в любую погоду, но в зимний день, когда их темные макушки уходят к горизонту, а пронзительный ветер завывает тонким высоким голосом, они напоминают картину сотворения мира.

Риджуэй, древняя дорога доисторического человека, тянется по вершинам холмов, там и сегодня легко найти участки, где нет следов цивилизации. Стоишь и удивляешься силе духа людей железного века (начало первого тысячелетия до нашей эры), которые жили здесь и путешествовали по этим холмам, потому что долины поросли непроходимыми лесами, полными диких зверей, а у них не было «винчестеров», чтобы защитить свое существование, и их не ждали бекон, яйца и горячий кофе в теплой комнате не дальше чем в двух милях.

Лошади поднимаются на вершину холма и, пока тренер объясняет программу утренней тренировки, стоят неподвижно, и облачка пара вылетают из их ноздрей. Затем одна группа переходит на рысь или галоп, каждая лошадь сама выбирает темп движения в зависимости от состояния, в каком она пришла на тренировку, остальные спокойно ходят по кругу, сохраняя тепло, в ожидании, когда придет их очередь прыгать через учебные барьеры.

Учить лошадей прыгать – одна из самых важных сторон работы жокея. И здесь нельзя спешить или сокращать программу. Домашние тренировки помогают молодым скакунам привыкнуть к препятствиям на своем пути и не паниковать, когда барьеры вырастают перед ними в нервной обстановке скачек. Здесь тот же принцип, что и при бесконечной муштровке солдат: в пылу боя они будут инстинктивно действовать так, как их научили, потому что в бою некогда спокойно и логически обдумывать свои поступки.

Старым лошадям тренировки иногда помогают избавиться от ошибок, но часто лошадь держится за свои привычки, и если ей разрешали сворачивать в сторону от препятствия, когда она начинала участвовать в скачках, эта привычка может остаться у нее навсегда. Иногда видишь двенадцатилетних скакунов, которые участвуют в стипль-чезах новичков и с грохотом проносятся мимо препятствия.

Если у меня есть возможность школить лошадь с самого начала, мне нравится ласково и постепенно приучать ее прыгать через бревна и маленькие заборы, пока она сама не найдет такое место и расстояние от барьера, откуда ей удобнее всего преодолевать его. Некоторые лошади учатся быстро и легко, некоторым нужны недели и недели, а другие не научатся никогда. Последних лучше не мучить и сразу же отправлять домой. Такая лошадь всегда будет делать ошибки: или начнет прыжок слишком рано и ударится задними ногами о барьер, или же слишком поздно, и у нее не будет пространства, чтобы взлететь в воздух. В любом случае другие участники соревнований не будут ждать ее.

Когда лошадь научится уверенно, не останавливаясь, с ходу брать невысокие препятствия, ее можно переводить на высокие и трудные. Теория и стиль прыжка те же самые, теперь требуется, чтобы лошадь поняла – ей всего лишь надо прибавить силы, отталкиваясь от земли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное