Читаем Спорт королев полностью

Девон Лоч легко галопировал, насторожил уши и упал без всякой видимой причины, случай в мире скачек невиданный и неслыханный. Возникает вопрос, не случилось ли на ипподроме еще какого-то события, какого тоже никогда не бывало раньше? Случилось. Единственный раз в истории Большого национального стипль-чеза правящий монарх присутствовал на ипподроме Эйнтри, надеясь вернуться домой с победителем, принадлежавшим королевской семье.

Могла ли быть какая-нибудь связь между двумя уникальными событиями? Как это ни печально и ни иронично, но именно потому, что он принадлежал королеве-матери, Девон Лоч упал.

Когда мы вышли на финишную прямую, казалось, сам воздух дрожал от восторженных криков зрителей. И чем меньше оставалось до финиша, тем дружный вопль становился громче. Я, естественно, знал его причину, но шум мог озадачить и смутить скакуна, который, также естественно, не знал, что принадлежит королеве.

Ему захотелось лучше услышать, что происходит, и он инстинктивно насторожил уши, как делают все лошади в таких обстоятельствах, и тут в его чувствительные перепонки ударила звуковая волна потрясающей интенсивности. Шум, казавшийся мне вдохновляющим и торжествующим, мог страшно напугать Девон Лоча. Возможно, он попытался отпрянуть от него подальше. Он мог так же конвульсивно отреагировать на шум, как и человек, отпрыгивающий в сторону от резкого звука. И несколько нервных вздрагиваний, когда он несся с огромной скоростью, видимо, сбили его с ритма и привели к падению.

Восторг публики и вправду был невероятный. Каждый на трибунах орал и вопил во все горло. Радиокомментатор жаловался потом, что, хотя он кричал в микрофон, срывая голос, радиослушатели не понимали ни единого слова из-за счастливого гула, стоявшего над ипподромом. Я в жизни не слыхал ничего подобного. Торжествующий и радостный шум перекатывался через нас волнами и окружал со всех сторон. Так публика выражала любовь к королевской семье и восторг от того, что у нее на глазах побеждает королевская лошадь. В сообщениях о погоде в тот день говорилось, что легкий ветер дул со стороны трибун на скаковую дорожку. Этот ветер нес с собой и тот невообразимый гул и шум, который стоял тогда над ипподромом.

Помню, как я был ошеломлен, когда впервые услышал, как приветствуют М'ас-Тю-Вю в Лингфилде. Но там публика нежно шептала по сравнению с тем, что она творила в Ливерпуле. Поэтому можно серьезно рассматривать эту версию: взрыв радости, вероятно, и свалил Девон Лоча.

Сердечная недостаточность, «Фата-Моргана», судорога, шок от звуковой волны... Кто может с уверенностью сказать, от чего упал Девон Лоч? И нет Шерлока Холмса, который распутал бы эту мучительную для меня историю и на последней странице предложил бы простейшее объяснение. Что случилось с Девон Лочем – секрет Девон Лоча, о котором он вряд ли помнил пять минут спустя.

Я иногда думаю: а что было бы, если бы мы снова привезли его в Эйнтри и прогалопировали всю дистанцию до финиша? Заметил ли бы он роковое место? Остановился бы, отпрянул в сторону или бы снова упал? Или, как я твердо уверен, пронесся мимо, не спотыкаясь и не отклоняясь в сторону, прямо к финишу? Будет ли звучать в его ушах эхо того невообразимого шума, который встретил нас в тот несчастливый день?

Девон Лоч, благородное и мужественное животное, не будет забыт в истории скачек. Уверен, что и пятьдесят лет спустя, рассказывая о Большом национальном стипль-чезе, газетчики вспомнят Девон Лоча и расскажут его удивительную историю из далекого прошлого. Восьмидесятилетний зритель скажет со вздохом: «Я был там...» Дома он вытащит старые фотографии, и внук удивится, почему лошадь распластала ноги, и, наверно, улыбнется забавным костюмам зрителей.

А что напишут обо мне? Я уже знаю.

Не так давно я слышал, как один зритель сказал другому:

– Кто, говорите, там был? Дик Фрэнсис? Ах да, это тот, кто не выиграл Большой национальный стипль-чез.

Какая эпитафия!

Глава 13

Что было потом

Время никогда не стоит на месте. Ни для Девон Лоча, ни для меня жизнь не кончилась на Большом национальном стипль-чезе 1956 года. Лошадь вскоре отправилась гулять по свежей траве, у нее начался летний отпуск, а ее жокей занялся, как обычно, собственными делами. И только через шесть месяцев они возобновили свое партнерство.

Надо сказать, что это событие не было встречено фанфарами. В конце октября в ничем не примечательный полдень середины недели проходили скачки на две с половиной мили. Самое неподходящее для соревнований время. И ничего не стоило любое поражение объяснить неудачно выбранным временем. Редкие зрители дружно забраковали без пятидесяти ярдов победителя Большого национального стипль-чеза, и ставки на Девон Лоча шли восемь к одному, то есть каждые восемь человек, игравших в тотализатор, поставили против Девон Лоча. И благородная владелица, что неудивительно, не приехала посмотреть, как проведет заезд ее лошадь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное