Споры об Апостольском символе

Впрочем, более важности и интереса, чем указанное явление, в котором выражается наклонность партий хотя бы несколько сближаться в решении частного вопроса о Символе, имеют общие взгляды одной партии на другую и та оценка, какой подвергает одна партия другую, когда каждая из них старается оценивать другую партию в целом с ее идеалами и стремлениями. Разумеется, нельзя ожидать, чтобы одна партия при этом говорила комплименты другой.

Партия консервативная, к которой принадлежат защитники Символа, очень сурово смотрит на партию противоположную. И прежде всего, довольно–таки горьких истин выражается по адресу главы этой последней партии, т. е. Гарнака. Гарнака враги его сравнивают с известным Эгиди, этим Л. Н. Толстым немецкого протестантства. Эгиди приписывают отвержение чудес в жизни Иисуса Христа. Ему приписывают изречение: «Все же я христианин, и даже обладаю единственно истинным христианством» (Collmann. S. 15). Гарнак, по мнению подобных его критиков, идет по тому же опасному пути, на каком стоит Эгиди. Другие критики Гарнака, применяясь к словам Христа, именуют его волком, прикрывшим себя овечьей шкурой (Taubert. S. 21). Один противник в печатном открытом письме к Гарнаку прямо говорит: «Г–н профессор, мы ничего не можем иметь с вами общего, если вы остаетесь при ваших объяснениях. Так как вы не хотите считать Христа истинным Богом, рожденным от Отца предвечно, то мы должны вашу религию объявить антихристианством, на основании слов (1 Ин. 2, 22–23): «Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына. Всякий отвергающий Сына не имеет и Отца, а исповедующий Сына имеет и Отца»». Другими словами, критик именует Гарнака просто антихристом (Hahn. S. 8).

Вся партия Гарнака изображается как опаснейшее явление времени, ей приписываются самые злонамеренные цели. «Никогда еще, — говорит один противник этой партии, — обман и искушения со стороны ложной человеческой мудрости не были сильнее, чем теперь. Эта последняя стала могущественной в университетах (на богословских факультетах) и вовлекает юных богословов в заблуждения относительно веры Церкви, она проникает даже в приходы и смущает простых, и уловляет разумных» (Collmann. S. 23). Дело не в Символе, не о нем только спор. «Можно ли назвать честной игрой (?), если враги Символа делают вид, будто бы они борются с этим последним на основании Св. Писания, тогда как в действительности вместе с Символом они опровергают достоверность Писания?» (Burk. S. 10). «Это не старомодный спор о переживших свое время формулах и устарелых правах, не профессорский диспут о научных мнениях и исторических проблемах. В действительности, возгоревшаяся борьба касается центра нашей спасительной веры. Ибо борьба из–за Символа в конце концов есть борьба из–за Божества Христа. И с решением этого спора связан вопрос — стоит или падает христианство» (Rendtorff. S. 5–6; Grau. S. 16). Известного рода «теология свое многообъемлющее отрицание лишь прикрывает оборотами, по–видимому, лишь имеющими церковный смысл, но на самом деле этот смысл из них уже исчез; и несмотря на это, мы видим притязание, чтобы пустые обороты речи принимались за чистую монету. Эту теологию иногда обзывают теологическим нигилизмом. Не нужно забывать, что в борьбе из–за Символа дело идет не об отдельных догматических положениях, хотя и очень важных, но стала предметом вопроса самая сущность христианства. Нужно ясно понимать, о чем идет борьба: борются одно с другим два различных мировоззрения. Враги Символа ставят себе целью древнюю догму вообще устранить и заменить ее новой, рационалистической догмой; при этом, само собой понятно, мужи этого направления, совершая свою разрушительную работу, думают, что они приносят службу Богу» (Lemme. S. Ill—V; 2–3, 62).

Что при таких обстоятельствах делать, чем помочь Протестантской церкви? Этим вопросом занимаются очень многие из оппонентов Гарнаковой партии. Само собой понятно, что никто из них никакой панацеи выдумать был не в состоянии. Принимая во внимание либерализм профессоров теологического факультета, некоторые защитники веры полагают, что «следует прибегнуть к решительной мере: пусть отцы запрещают изучать богословие в таких collegia, где происходят нападки на веру» (Taubert. S. 22). Другие думают, что было бы хорошо уже и то, если бы богословская кафедра никому не давалась раньше, чем претендент на нее не прослужит, по крайней мере, год в церковной должности (пастора?) (Wyneken. S. 11). Третьи выражают желание, чтобы на церковные должности поступали только люди, чувствующие призвание к этому званию: «Не каждый только потому, что он теолог, должен делаться или оставаться служителем слова Божия. Решение вопроса зависит от честности тех лиц, которые служение Церкви избирают своей профессией» (Сгетег. S. 52). Едва ли нужно прибавлять, что все это — паллиативы, которые мало отвечают трудности положения дел.