Способ побега

— Король Михраэль, э-э… несколько поторопился, — неопределенно высказался Тимофей.

Что-то дрожало в душе при каждом взгляде на эльфийскую красотку, как заячий хвостик.

Леха, в отличие от Тимофея, выразился более жестко — в полном соответствии с разговорной этикой того культурного слоя, из которого происходил:

— Нет, ну что ты гонишь, а?! Ваш пахан…

— Кто? — изменившимся голосом переспросила Мриф, переступив с ноги на ногу, поменяв позу. В голосе, в котором прежде звучали колокольчики, теперь зазвенели льдинки. И взгляд сделался колючим.

На глазах у Тимофея верхняя губка эльфессы дрогнула и немного приподнялась вверх. Зубы у девушки были практически такие же, как и у Вигалы — длинные и отчетливо заостренные. Правда, серебристый блеск несколько смягчал их вид.

Но не намного.

— Ваш пахан, — брезгливо скривившись, бросил Леха. На округло-мощном лице братка явственно было прописано, что всякий, кто не разбирается в его братковской мове, есть лох и распоследнее чухло. И презрительное обращение к нему всего лишь заслуженный результат его собственной необразованности. — Что, вообще не понимаешь, что ли? Ты смотри мне, Землю вам никто не отдавал…

Дело принимало дурной оборот. Лицо эльфессы напоминало лицо фурии, долго бродившей по равнинам древней Эллады (сиречь Древней Греции) и наткнувшейся ненароком на деву-отцеубийцу на этих самых равнинах. А означенным девам древнегреческие фурии мстили с особенным удовольствием — и свидетель тому древнегреческий классик Еврипид, написавший на эту тему пьесу еще во времена древних греков…

Дело было настолько плохо, что Тимофей даже не успел ощутить прилива рыцарских чувств, положенных ему вообще-то при столь тонких обстоятельствах, — было совершенно не до того. Кризис ситуации взывал к немедленным действиям.

Он сместился вплотную к утесообразной фигуре Лехи и раскрытой ладонью прихватил того сзади за мощный загривок. И прижал довольно болезненно мышечные жгуты по бокам шеи. Леха тут же со страстью всосал сквозь зубы воздух, задрал лицо и оскалил зубы. А затем начал слепо хватать рукой воздух со стороны Тимофея.

Пришлось свободной рукой перехватить еще и внушительных размеров руку, защемив легонько двумя пальцами косточки на запястьях.

— Мриф! — торопливо проговорил Тимофей, стараясь при этом не опускаться до извиняющихся улыбочек и искательных взглядов в сторону рассвирепевшей красавицы (даже в гневе выглядевшей настолько обворожительно, что дух захватывало). — Тебе родители говорили в детстве, что неприлично пинать прекрасной ножкой упавшего? Так вот, Леха в детстве падал не знаю сколько раз, так что даже и упоминать об этом не хочется. Прошу тебя, прости ему некоторую вольность речи! Не пинай, так сказать, много раз падавшего. Умоляю тебя, Мриф, э-э… прекрасная ты наша!

Женщины падки на лесть. Вот только отреагирует ли разъяренная Мриф на его довольно неуклюжий экспромт?

Верхняя губка эльфессы тем не менее опустилась, прикрыв оскал тигрицы, но взамен этого глаза злобно прищурились в сторону Лехи. «Интересно, а драться эта эльфийская девица умеет?» — подумалось вдруг ни с того ни с сего Тимофею. И не дай бог, если так же хорошо, как и Вигала…

Он не пенял себе за жестокое обращение с Лехой. Они пока что находились в руках эльфийского сообщества — это раз. И было совершенно ни к чему злить отдельных его представителей в лице обаятельной эльфессы. Во-вторых, он всего лишь сделал немного больно невоздержанному на язык Лехе — и только. Неизвестно, как могла обойтись с незадачливым братком сама эльфесса. Или собратья-эльфы.

Наверняка еще никто не смел обзывать даму из эльфов.

А лично Тимофею не хотелось отправляться в предстоящую авантюру в компании с побитым напарником — но это так, между делом.

Но был третий повод для такого поведения. Девушка Тимофею понравилась. Несмотря на длинные зубы, гордый характер (судя по злобному оскалу в ответ на Лехины слова) и нечеловеческое в общем-то происхождение. И хоть запоздалые, но поднимались в душе крутой волной рыцарские чувства, поднимались…

Мриф какое-то время помолчала, постукивая носком невидимой под длинным подолом туфельки по мраморным плиткам ресторанного крыльца. Морщинки злобного прищура на лице медленно разглаживались. Наконец она приоткрыла рот — мягко-розовый, совершенных очертаний — и достаточно неохотно произнесла:

— Хорошо. Я прощаю твоего… неразумного друга. Но больше — никаких разговоров о Земле!

Тимофей закивал. Не время и не место сейчас для бесед о судьбе покинутой людьми планеты.

Леха рядом давно уже дышал короткими, агонизирующими всхлипами. Пора было его освобождать.

Тимофей, смастерив на лице благодарственное выражение: дескать, барыня, в ножки тебе кланяемся и все такое, отпустил страдальца. Леха тут же тоненько взвыл и затряс правой болезной рукой, одновременно потирая шею левой.

— Пошли, — быстро предложил ему Тимофей, глядя, как томительно и плавно совершает эльфесса свой разворот к дверям ресторана.