Способность любить

К нам уже торопится пухлая медсестра. Букет оказывается на столе, потому что Олеси еще не видно. Медсестра отточенным движением передает отцу розовый сверток. Я избавляюсь от шампанского и тортов. И заглядываю ему через плечо.

– Точно наша? – спрашиваю.

И, встретившись глазами с синим взглядом, сверкающим на серьезном детском личике, понимаю – да, эта точно наша.

Артем Холодов

Развить мысль мне не удается, появляется Олеся, кулек в руках у отца принимается подозрительно кряхтеть. Она плакать собралась?

– Привет! – отец тянется, целует Олесю в щеку.

Та наклоняется к свертку, улыбается дочке, потом отцу.

– Здравствуй, Артем, – не обходит вниманием и меня.

– Здравствуйте! – отвечаю, но чувствую себя лишним.

– Поехали, – командует старший Холодов, – Артем, цветы забери. Пожалуйста.

Кошусь на веник, но беру. Похоже, носильщиком буду я.

На пороге роддома нас всех фотографируют. Шары взмывают в небо. И мы едем домой. К счастью, уже без фотографа, что позволяет мне выдохнуть.

Дома суета продолжается. Девчонки принимаются курлыкать над малышкой, которую достали из свертка и положили в гостиной. Одетая в сиреневый комбензончик, девочка дрыгает ручками и ножками, хлопает глазками, но молчит.

Саша, с надеждой глядя на Олесю, спрашивает:

– А можно мне ее подержать? Я умею.

Олеся тихонько смеется:

– Можно, конечно.

Саша берет на руки ребенка, придерживая головку. Как не страшно– то? Сестра же микроскопическая. Сестра... Это слово в связи со мной кажется неуместным. Я все время был один. В единственном экземпляре. Наследник Владислава Холодова.

Задумавшись, пропускаю момент, когда Саша приближается ко мне. Не знаю, почему не почувствовал подвоха сразу.

– А кто это у нас здесь? – воркует она с ребенком, – А это старший братик. Страшный старший братик. К кому сейчас пойдет на ручки Есенька?

И даже не осознаю, как Сашка это сделала, но оказываюсь с грудным ребенком на руках. Ужас какой– то!

– Не бойся! – распоряжается вторая Смирнова, – Держи головку. Вот так.

Она поправляет мою руку под головой сестры.

– У младенцев слабые мышцы и держать сами голову она не могут, – объясняет она как ни в чем не бывало, усердно не замечая моего гневного взгляда.

– Ты что делаешь? Зачем мне ее впихнула? А если уроню? – шиплю я на Сашку, чтобы остальные не слышали.

– Не уронишь. Я в тебя верю.

Ребенок начинает шевелиться, а у меня душа в пятки уходит. Так и кажется, что сейчас девочка выскользнет из моих рук. Инстиктивно прижимаю ее ближе. И замираю, охваченный каким– то странным ощущением. Малышка смотрит на меня серьезно. Даже строго. Я таращусь на нее, не зная, что делать дальше. Она хмурится, открывает ротик. Раздается первый писк. Качаю ее. Так до меня делала Саша. Когда я успел это заметить, сам не знаю.

– Эй, эй, эй. Есь, не вздумай реветь! Ты же умная девочка, да?

Сестра то ли отвлеченная звуком моего голоса, то ли передумав плакать, закрывает ротик. А потом неожиданно зевает.

Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Вот я докатился. Уже детей нянчу. Дальше что будет?

Хотя... Протеста не чувствую. Смешная она.

Ко мне подходит Олеся.

– У тебя отлично получается, – слышу я от нее.

– Да, отлично. Но...

– Ладно, давай сюда, – смеется она и забирает дочку.

Фух. Видел бы меня кто– нибудь из друзей. Даже спина мокрая.

Утомленный шумом, хочу побыть один. Но в доме нет такой возможности, поэтому беру машину и долго катаюсь по городу.

В результате попадаю в пригород. Возле одного из домов какое– то столпотворение – много полицейских машин, скорая. Разворачиваюсь, сворачиваю в какой– то переулок, петляю, оказываюсь на небольшой улочке. Внимание привлекает здоровый тонированный джип. Как– то он не вписывается в местный антураж. И стоит возле какой– то хибары с покосившимся забором

Только собираюсь прибавить скорость, как замечаю движение у дряхлого забора. Двое мужиков ведут под руки третьего. Вот это он набрался – одна нога у ведомого заплетается о другую. И его даже не ведут, скорее несут на мощных плечах двое других. Я бы уехал, но вдруг глохнет двигатель. Этого еще не хватало! Пробую завести, но не получается. Ругаюсь, собираясь вылезти из салона.

В приоткрытую дверь врывается холод.

На улице ветер. Ледяной, продувающий насквозь. Его порыв срывает капюшон с головы напившегося. Именно в этот момент я смотрю в их строну. И меня ошпаривает словно кипяток узнавание.

Матвей...

Я так и замираю, схватившись за ручку автомобильной дверцы и одной ногой наступив на асфальт.

Радости нет. Почему я должен радоваться? Перед глазами улыбающаяся мне Полина... МНЕ... Пока его нет... И если он вернется... Улыбнется ли она мне снова...

Я почти делаю обратное движение. Я не обязан вмешиваться. Он мне никто.

Но в ушах начинает звучать Сашкин голос. Такой же противный. Как она сама. "Подумай о ком– нибудь, кроме себя... Второй раз она не выдержит".

И снова мелькают картинки Полина, свернувшаяся клубком. В ЕГО комнате. На ЕГО кровати. Отказывающаяся от еды. Бледная и несчастная. Ставшая тенью самой себя.