Способность любить

В этот раз мне не помогают ни прикрытые веки, ни несколько секунд. Я чувствую, как по щекам заструились предательские слезы. Наверное, я была героически настроена слишком долго, исчерпав все резервы.

Открываю глаза, подхожу к сыну.

– Мам, ты– то хоть не плачь. Живой же. А все остальное заживет.

– Солнц, – рвется из меня против воли всхлип.

Но он прав. От того, что мы затопим его палату слезами, лучше ему не станет.

Ноги отказываются меня держать. И я опускаюсь на стул. Ладонями вытираю щеки.

– Всё, всё. Не буду больше. Как ты?

– Норм.

Я прикладываю свою руку к его щеке.

– Колючий, – говорю, вздыхая, – Взрослый совсем.

Полина встает с пола, с неохотой выпускает его руку.

– Пойду умоюсь, – она скрывается в санузле, расположенном в палате.

Взгляд сына тяжелеет.

– Думал, что всё уже. Не выберусь.

Я знаю его слишком хорошо и понимаю, как ему непросто делиться таким.

– Чем тебя?

– Ножом. Тогда, когда похитили. Я без сознания был все время. Поэтому не переживай – не издевались. В себя пришел только вчера. Меня искали. Нашли. Но эти уроды успели меня перевезти. Говорили про бумаги, которые надо подписать. Им нужен был нотариус. Потом их снова вспугнули. Я подумал, что у меня глюк, когда Артема увидел. Еще больше удивился тому, что он вмешался. Он... Я так думаю, что он спас мне жизнь. Меня точно бы убили.

Повисает тишина. Я не отдавая себе отчета, глажу его лицо. Хороший мой. Не зря я все это время молилась.

– У тебя сестренка родилась, – говорю невпопад.

– Давно?– спрашивает и улыбается.

– Шесть дней назад.

– Назвали как?

– Есения.

– Мам, ну, зачем ты...Стремное имя какое– то, – говорит, а у самого глаза озорно заблестели.

– Мне нравится, – отвечаю и сама уже улыбаюсь.

Только что плакала.

– А какая она?

– Маленькая.

– Просмотреть бы.

– Посмотришь. Теперь точно.

Возвращается Полина. Приходит Влад. И мужчина в белом халате – лечащий врач.

Обсуждать состояние здоровья Матвея мы с Владом идем в ординаторскую. Полина остается с Матвееем. Врач сыплет медицинскими терминами, а я чувствую на своих плечах руку Влада и постепенно прихожу в себя, уяснив главное – да, ранение серьезное, но самое страшное позади. Сейчас необходим уход, лечение и покой.

Неужели весь кошмар последних недель действительно закончился?!

Перед отъездом еще раз заходим в палату, Полина остается, наотрез отказавшись уезжать. Обнимаю сына и ухожу. Есю оставили с Сашей. Сашка, конечно, самостоятельная, но младенцы – народ временами несговорчивый.

Все время чувствую поддержку Влада. Он ничего не говорит, но я знаю – он рядом.

Дома тихо. И темно. Только в гостиной горит светильник. Я собираюсь пробраться в детскую, но меня зовет Влад. Иду к нему и вижу интересную картину: дочка спит на руках у Артема. Впрочем, Саша тоже спит, устроившись у парня на плече. Сам он задремал, но судя по всему недавно, потому что стоило нам приблизиться, как он тут же открыл глаза.

– Хорошо ты устроился, – замечает тихо Влад.

– Угу. Дочь у тебя капризная. Еле утихомирили, – также тихо отзывается Артем.

Матвей

Я привык к боли. Физической. За последние года два привык и к душевной. Но состояние сейчас – как будто вернулся с того света. Да что собственно – "как будто". Я и вернулся. С того света. И радость от того, что живой, от того, что близкие рядом – она какая– то не такая. Смазанная. На другую нет сил.

Больше всего хочется закрыть глаза и уснуть. Так и надо сделать впрочем. Во сне организм человека восстанавливается намного быстрее. Но не отпускает лицо Поли, улыбающейся мне сквозь слезы. Не люблю, когда она плачет. Сразу ощущение, что это я виноват. Сделал что– то не так. Обидел, хоть и не хотел. Я– то знаю, эта девочка чересчур хрупкая. Есть те, которых сколько не ломай, они становятся лишь сильнее. Другими, жестче. Но более сильными. А есть те, которые не готовы к тому, что жизнь в любой момент может предъявить счет, о котором ее и не просили. Поля относится ко второй категории. Это ни плохо, ни хорошо. Она просто такая, как есть. И люблю я ее тоже такой. Но вместе с тем понимаю – она не готово терять снова. И очень надеюсь, что ей не придется. Правда, не так давно я в этом сильно усомнился.

– Поль, все хорошо. Все обошлось, – говорю ласково, провожу костяшками пальцев по ее щеке.

Какая нежная у нее кожа...

Встать бы, схватить ее в охапку, закружить по палате, чтобы рассмеялась, зацеловать розовые губы. Да так, чтобы одно дыхание на двоих. Как же я по ней соскучился...

– Я знаю... – отвечает, протягивает руку к моему лицу, как будто прикосновение способно сделать меня более реальным, – Но... не верю...

Последние два слова произносит шепотом.

Странно, но когда нужно быть сильным для кого– то и ради кого– то, у меня всегда открывается второе дыхание.

Приподнимаюсь. Врач запретил... Ладно... Его же здесь нет. Притягиваю девушку к себе, целую нежно, хотя хочется смять ее губы, выпить ее всю до дна.

Отпускаю не сразу. Только, когда чувствую острую боль в месте ранения. Герой...

– Так веришь? – спрашиваю, укладываясь обратно на подушки.

Ее глаза как у пьяной. Мои, похоже, тоже такие же.