Способность любить

Как возникает такая тревога? На этот счет существует множество теорий, и среди них есть весьма любопытные. Например, известный психолог Отто Ранк утверждал, что сам по себе факт рождения достаточен, чтобы заставить любого человека испытывать тревогу. Ранк разработал тео­рию, известную под названием теории родовой травмы. Если свести ее к самым основам, теория утверждает: все мы в чре­ве матери, где все наши потребности удовлетворяются сами собой, чувствуем себя так комфортно, что бесцеремонное

[166]

выбрасывание в холодный враждебный мир становится силь­нейшим травматическим переживанием, шоком, от которо­го мы никогда так и не оправляемся. Своим первым же зву­ком — протестующим криком — мы говорим миру, что ду­маем о нем. Впоследствии мы не стремимся буквально об­ратно в чрево, но пытаемся смягчить или устранить трево­гу, вызванную рождением. Согласно этой теории, тревога абсолютно универсальна. Ни один человек не может пол­ностью ее устранить.

Альфред Адлер, другой знаменитый психолог, который был современником Фрейда и одно время даже работал с ним, предположил, что определенное количество тревоги неизбежно просто потому, что мы рождаемся беспомощ­ными. Мы с самого начала зависимы, не способны ничего сами для себя сделать. Первые свои годы мы проводим в мире гигантов, которые смотрят на нас сверху вниз и быва­ют иногда добры, а иногда нет и далеко не всегда нас пони­мают. Требуется несколько лет, чтобы дорасти до того, что­бы иметь возможность ухватиться за дверную ручку, и тут мы обнаруживаем, что нам не хватает сил, чтобы эту ручку повернуть и открыть дверь. Первые годы полны разочаровы­вающих переживаний, и эти переживания заставляют нас всю жизнь испытывать тревогу и опасения. В зависимости от того, как с нами обращались в эти первые годы, тревога усиливается или ослабевает, так что степень ее проявления у каждого человека разная. Но, согласно теории Адлера, тре­вога до определенной степени неизбежна у любого человека.

Зигмунд Фрейд разработал более сложную теорию, ос­нованную на уже знакомом нам предположении о том, что все мы представители царства животных и, по существу, рождается маленький зверек, комок физических потребно­стей и желаний. Эти фундаментальные животные потреб­ности и желания Фрейд собрал вместе как часть личности человека и назвал «ид». Первоначально, согласно описа­нию Фрейда, эти настоятельные неотложные физические желания, это кипящее «ид» доминирует в жизни маленько­го человека. Но на протяжении первых лет жизни ребенок обнаруживает, что он в мире не один и что он не живет в

[167]

джунглях. Он живет в сложном мире, он окружен другими людьми, которые старше его и дальше отошли от животной стадии, они более цивилизованны, более очеловечены и тре­буют, чтобы и он становился цивилизованным. Они прика­зывают делать одно и воздерживаться от другого, и ребенок чувствует, что должен выполнять их требования, чтобы по- прежнему удовлетворялись его желания.

Так каждый из нас вступает в цивилизованное челове­ческое общество. Мы идентифицируем себя с этими стар­шими членами общества, которые обладают над нами вла­стью, и развиваем совесть, принимая их правила, так что даже если их нет рядом, чтобы сказать, как нужно вести себя, мы говорим это себе сами. Мы сами начинаем конт­ролировать свои желания, управлять «ид» внутри нас. Эту совесть Фрейд назвал суперэго.

Таким образом, суперэго до определенной степени кон­тролирует «ид», но никогда не устраняет эти кипящие жи­вотные силы. И поэтому в каждом из нас продолжается конфликт этих двух начал, конфликт сил «ид» и сил супе­рэго. Эта продолжающаяся всю жизнь битва поднимает об­лака пьши, и эта пыль и есть тревога. В битве всегда суще­ствует угроза, что один из противников победит, что одна сторона одолеет другую — либо суперэго лишит нас удов­летворения наших глубочайших желаний, либо «ид» пове­дет нас в направлении, которое вызовет у нас чувство вины: мы ведь в первые годы жизни узнали, что желания «ид» по большей части неприемлемы для человеческого общества, в котором мы живем.

Таким образом, согласно Фрейду, мы также не можем избежать ранних опытов, порождающих тревогу.

Многие обычные детские переживания способны обо­стрить эту начальную тревогу. Своего рода комплекс враж­дебность—вина—тревога — знакомый компонент годов ро­ста. Мы любим родителей, но, когда они что-нибудь нам не разрешают, мы на них сердимся, испытываем враждеб­ность к ним и можем даже открыто ее проявить. И тогда, продолжая любить родителей или опасаясь потерять их любовь, мы испытываем волну чувства вины, что в свою

[168]