Способы думать. История и общество, дискурс и концепт

И это притом что для формирования долговременной памяти на те или иные исторические события чисто нейрофизиологически необходимо время, и немалое — годы! Годы, в течение которых этот конкретный исторический факт обживается в структурах памяти — здесь он должен регулярно вспоминаться, осмысляться, получать подпитку извне. В общем, требуется ему регулярное, как говорят во флоте, «проворачивание орудий». Но как это возможно в условиях существования параллельных, пересказываемых наперебой «исторических реальностей» — дядя Фёдор, кажется, не так уж и плох, а у Матроскина кости ломит, у Шарика хвост отваливается… Невозможно. Но если у субъектов социальной общности ничто историческое незагружа-ется в долговременную память, как сформируется память проспективная — память на «будущее»? А коли её нет, то принципиально непонятно, что делать в «настоящем», наступает коллапс действия. Не имея в голове ни малейшего представления о том, что будет завтра, я не понимаю — писать мне сегодня этот текст или не писать, ехать на работу или не делать этого? Я движим своим представлением о будущем и необходимости для него этих моих действий. Может, завтра всё кончится, так зачем напрягаться? Нет, всё это действительно способно вызвать абсолютный паралич воли!

И проблема эта далеко не только российская, как кому-то может показаться, а всеобщая. Проблема «утраченного времени» не в том, что нас угораздило «перестроиться» по Михаилу Сергеевичу, а в том, что История, — хотя бы и благодаря Уайту, но точно не из-за него — изменила само своё качество в рамках нашего с вами существования (перестав быть «исторической реальностью» и представ перед нами как Текст). Это системный процесс, и наше положение на самом деле мало чем отличается от положения трансокеанических империй, превратившихся в государства, колоний, ставшими государствами, государств, ставших нациями (без государства, соответственно). Все мы оказались свидетелями тектонического смещения цивилизационных пластов, которые пришли в движение как раз в тот момент, когда наша совокупная цивилизация утратила Время — «историческую реальность», казавшуюся нам прежде реальной.

«Историческая истина», в которую — в каждое прежнее время — верили свято, на самом деле всегда была идеологией (мировоззрением), а не Истиной. Идеология, как и всякая вера, предполагает наличие «Сакрального» в шаговой доступности, иначе этот «опиум для народа» не работает, поэтому идея истинности истории всегда культивировалась нещадно. Теперь эта великая иллюзия, по крайней мере в той её части, где дело касается собственно Истории, рушится на наших глазах — уверенно, безоглядно, стремительно. В саму Историю перестают верить, точнее — не могут, даже если бы и хотели: содержательных элементов в долговременной памяти не хватает. Ещё чуть-чуть, и система Истории не будет подлежать восстановлению в принципе.

Что ж, настал момент, когда мне надлежит взяться за ружье, заботливо водружённое мною на стену в самом начале этой пьесы…

Не имея более возможности апеллировать к Истине Истории — или потому, что разрушена господствовавшая прежде иллюзия её якобы действительного существования, или потому, что мы наконец поняли, что это невозможно по самой сути природы Текста (Истории), имплицитно стремящегося скрыть Истину, а не сказывать её, — мы обречены на создание Правды Истории.

«Правда есть единственно возможная версия Истины, адекватная Реальному», — говорили мы в прологе. Следующее предложение я тоже позволю себе процитировать оттуда же, ничего не меняя, кроме «имён» фигурантов: «Именно структурирование этой Правды — изнутри и посредством исходного Текста (Истории, понятой как Текст) — и есть подлинная задача интеллектуала (практикующего философа), именно её и следует выдавать за Истину Истории».

Слово «выдавать», использованное в этом определении, может кого-то ранить, покоробить, вызывать массу других, весьма разнообразных и не самых, наверное, приятных чувств, но Истина несказуема, а Текст необходимо проговаривать, иначе тепловая смерть и драматическое явление его Истины: «Налево пойдёшь — коня потеряешь. Направо пойдёшь — жизнь потеряешь. Прямо пойдёшь — жив будешь, да себя позабудешь». Это метафизическая апория, она не решается логически, она может и должна быть решена только так — рассудочно и прагматически. И это вовсе не компромисс, и это честно. А создавать Правду, как я уже говорил, — это не значит лгать, это значит говорить то, что только и может быть воспринято, потому что оно адекватно Реальному, и это то, что нельзя не говорить, если мы хотим помочь слушающему нас жить (быть функциональным в Реальности). Если же кого-то всё это по каким-то причинам не устраивает и, зная всё это, он готов допустить сокрушение Текста (Истории), обрекая мир на явление Истины Истории о нас в самом драматическом и брутальном Её обличье, то ему действительно, здесь не буду спорить с Витгенштейном, «следует молчать».

СУГУБО ЛИЧНЫЙ эпилог