Споткнуться, упасть, подняться

Анна наблюдала за тем, как Амира пытается привлечь внимание собравшихся. Она представилась, написав свое имя петлистыми буквами на белой доске, стоящей у нее за спиной, и на бейдже. Голос у нее был мягкий. Она подождала, пока все положат руки, как она просит, с улыбкой оглядывая круг, каждого по очереди. В комнате стало тихо. Анну отвлек шум из коридора: разговор проходивших мимо людей, каталка со скрипучим колесом. Гул оживленной улицы за окном. Роберт поерзал на стуле и с ворчанием уронил руки на колени.

— Чудесно, — сказала Амира. — Спасибо. Так. Посмотрите на свои руки. — Она была молода. Сидела с очень ровной спиной, чуть наклонившись вперед. Волосы были убраны с лица и заплетены во французскую косу. — Взгляните на их форму. Посмотрите, как именно они лежат на коленях. Пальцы выпрямлены или согнуты? Одна рука похожа на другую? Очень похожа?

Комната была большой, но загроможденной бог знает чем. Вдоль стен теснилась всякая всячина: беговые дорожки и велотренажеры, офисные мольберты, белые доски на колесиках, тележки для еды — и потому возникало впечатление неуюта. Но высокие окна в конце помещения выходили на парковую аллею и расположенную за ней реку, и как только люди расселись по местам, благодаря падающему из окон свету воцарилась атмосфера спокойствия.

В кругу сидело около дюжины человек, мужчины и женщины, по большей части старше Роберта. Трудно было различить, кто пациент, а кто опекун; те, кто не хотел говорить, видимо, были пациентами. «Пациент» — неподходящее слово, предположила Анна. А вот «опекун» — почти точное.

— Посмотрите, из каких частей состоит кисть, — продолжала Амира. — Взгляните. Запястье, ладонь, пальцы, суставы, костяшки, ногти. Видите?

На улице завыла сирена. Роберт повернулся, чтобы взглянуть в окно, и Анна стала рассматривать его. Голова у него чуть тряслась — к этому она уже привыкла. Словно шее тяжело было удерживать вес черепа. На лице у него застыло такое выражение, как будто он съел что-то противное на вкус.

|

Пока Амира проводила первое упражнение, Лиз приглядывала за каждым участником группы. Коллеги предварительно обсуждали план занятий, но Амира впервые претворяла свои наработки в жизнь. Уже сейчас казалось, что говорится слишком много слов.

— Да что же! Напрасная рука! Видите, видите, напрасная рука, видите?

Полин подняла безжизненную правую руку левой и потрясла ее. Во время подготовки к занятиям Лиз предупреждала Амиру, что Полин будет несдержанна.

— Да-да, я вижу. Послушайте… Полин? У многих из нас, присутствующих здесь, плохо работает рука, а то и обе. К этому мы еще подойдем. Знаю, это сложно. Должно быть…

— Напрасная! Не хочу, не хочу смотреть на нее. Понимаете?

— Это вполне естественно. Я должна сразу сказать, что не собираюсь заставлять вас делать то, чего вы не хотите. То, что вам не нравится.

Полин, высокая худая женщина, снова встала, чтобы передвинуть свой стул. Она никак не могла найти удобное положение. Кожа у нее была сильно сморщена, как подозревала Лиз, от чрезмерного курения, или от привычки загорать, или от того и другого. Ей было почти шестьдесят; два года назад она пережила инсульт. Ее сопровождала сестра, Кэрол, дама помоложе, с неизменно усталым видом. Кэрол что-то прошептала Полин, и та кивнула.

— Дальше, дальше. Продолжайте, — сказала она, поведя здоровой рукой в знак позволения.

— Спасибо, Полин. — Амира помолчала, дожидаясь, пока в комнате снова воцарится тишина. — Итак. Все меня слышат? Я просто… я просто хочу, чтобы мы все взглянули на свои руки. Рассмотрите кожу. Складки кожи. Мозоли, волдыри, царапины и шрамы. Наши руки могут рассказать много историй, правда?

|

На руках Амиры не было ни царапин, ни шрамов, заметила Анна. Они были безупречны. Цель этого упражнения — расслабиться, предположила она. Помочь людям сбросить напряжение. Сама Анна не ощущала ни спокойствия, ни расслабленности. Только нетерпение, досаду и смертельную усталость. Полин снова встала, чтобы поправить стул, и Кэрол усадила ее на место.

Амира заговорила о визуализации и о дыхании. Дышите ровно. Вдох. Выдох.

— Да, вот так! Прекрасно. Все верно.

Мужчина с именем Рэймонд на бейдже поднял вверх руки, что-то показывая остальным. Его жена Барбара поцокала языком и велела ему угомониться.

— Что там? Вы чем-то хотите поделиться с нами, Рэймонд?

— Да, славно. Славно. Точно.

Рэймонд снова поднял руки. Через обе ладони тянулись бледно-розовые шрамы, сильно выделяющиеся на коже. По кругу прошел одобрительный ропот.

— Надо же, Рэймонд, вот так шрамы. Это… Они свежие? Они напоминают о каком-то случае? Вы не хотите поделиться с нами, что с вами произошло?

— Да, да. Славно. Три, три. Тричество, точно, да. Пш-ш-ш! Бац! Пш-ш-ш! Вот так!

— Вы обожглись, Рэймонд?

— М-м-м, ну вот, три, три, тричество. Пш-ш-ш! Вот так!

Он поднял руки и схватился за какую-то воображаемую перекладину. Глаза у него внезапно расширились, и все тело затряслось. Сидящий рядом с Анной Роберт от удивления вздрогнул.

— Тричество, да!