— Пипец, пардон, про что вы все теперь, — сказал он, и голос его увял, а комната взорвалась смехом и аплодисментами.
4 |
Готовясь к очередному занятию, Лиз рассуждала, не будет ли жестоко пригласить танцоров. Их молодость и здоровый вид сами по себе способны нанести оскорбление. Однако в данных обстоятельствах они могли бы выступить в качестве медиков, использующих вместо препаратов танец и движение, и Лиз понимала, что их навыки и опыт стали бы весьма полезны для группы. Она помогла написать заявку на спонсирование. И все же, когда молодые люди вошли, практически вплыли в комнату, по сравнению с ними даже Амира показалась скованной и неуклюжей. Двигались они легко и упруго, и в языке тела наблюдалась кошачья вкрадчивость. Только один из них принял предложение выпить кофе. Двое других принесли с собой пакетики с травяным чаем. Голоса у них были мягкие, тела сильные, и Лиз предвидела, что скоро кто-нибудь из присутствующих потеряет голову.
На подготовительной стадии много обсуждали возможные риски. Когда речь идет о людях с ограниченной подвижностью, которые опираются на трости и ходунки и чьи ноги в любой момент могут их подвести, упоминание о танцах вызывает беспокойство. Но Амира настаивала, что при использовании комбинированных способов общения, чтобы развить в человеке способность рассказывать о чем-то, необходимо включать в учебный процесс как можно больше движений. Пациенты не привыкли пользоваться своим телом, говорила она. Мне бы хотелось расширить их представления о возможном. Все это звучало убедительно, но кураторам занятий все-таки пришлось давать письменную оценку риска для каждого члена группы и обосновывать целесообразность активных движений.
Само собой, в этот раз группа успокаивалась дольше обычного. Амира сдвинула столы к стенам, расставила только стулья и убедилась в том, что танцоры равномерно распределились между пациентами. Те не обращались к гостям, но постоянно поглядывали на них.
Амира напомнила всем, что сегодня они договаривались немного подвигаться, и попросила всех доброжелательно отнестись к новым практикам. Она представила танцоров — Гевин, Рейчел и Шармейн — и передала по кругу ламинированные карточки. Рэймонд представлялся первым. Сегодня он пришел один и говорил тише, чем обычно.
— Я Рэймонд. Привет. Да. Рад. Славно, славно. И. И это, здесь, вот, славно.
Он указал на счастливое лицо и на картинку с изображением пляжа, песчаного замка и резвящихся в волнах детей.
— Вы были на пляже, Рэймонд?
— О да. Верно. Славно. Славно. Пляж. Да.
— В такую погоду?
— Ха! Ха! Нет, нет. Вот так, видите, так… — Он поднял руку и сделал в воздухе дугу, имея в виду что-то вроде: уехал, улетел, далеко.
— Вы ездили за границу? На выходные? Где вы были?
— Точно, да, славно. Славно.
— Куда вы ездили, Рэймонд?
— А, вот. Д, Д, Д. — При каждом звуке он дергал головой, пытаясь вытряхнуть слово.
Амира старалась помочь.
— Доминикана? Вы ездили в Доминикану? Ах, наверняка там было здорово.
— Ха! Ха! Нет, нет, нет. Вот так, видишь. Д, Д. — Он тыкал пальцем в пол, подыскивая слово.
— Внизу? Где-то на юге? Страна или город на «Д». Кто-нибудь догадался? — Амира осмотрела группу, приглашая помочь ей.
— Дания!
— Джайпур!
— Джа, Джа, славно. Вот так, понимаете.
— Джерси? — предположила Кэрол.
Рэймонд повернулся и с восторгом указал на нее.
— Да! Точно. Славно. Джерси. Точно.
— Вы ездили на остров Джерси? Ну, вряд ли погода подходила для купания. В такое-то время года.
Анна попыталась представить, как повезет Роберта в отпуск. Эти фантазии изнуряли. Она понимала, почему Барбара доводила Рэймонда до двери и оставляла его. Ей самой требовался отпуск. Анна взглянула на Роберта, который, наклоняясь вперед, ожидал своей очереди говорить. Теперь он охотно принимал участие в групповых занятиях. Прикреплял к пиджаку бейдж и здоровался с присутствующими. Это должно ее радовать, сказала Анне Бриджит. Сосредоточься на хорошем. Наверно, она была права. Неделя выдалась сложной. Мысли Роберта были заняты экспедицией коллег на Блафф-Пойнт, и особенно тем, кто будет работать на станции К. Он нашел на сайте Института архив записей с веб-камер. Изображение было зернистым, в кадре ничего не происходило, но Роберта записи заворожили. Хотя «заворожили» — слово неподходящее. Он не мог от них оторваться, но увиденное раздражало. Он злился. Плакал больше обычного. Ему прислали копию институтского отчета о смерти Томаса, и он медленно перечитывал его снова и снова. Иногда тыкал пальцем в какое-нибудь слово. «Рация», или «протокол», или «метеоусловия». Фрэнк тоже прочитал отчет и с энтузиазмом сообщил Анне, что оснований для привлечения отца к ответственности не найдено. Она ответила, что и сама умеет читать. Ладно, извини, но, мама… он не виноват в том, что там произошло, — он это понимает? Анна в ответ заметила, что в отчете говорится всего лишь о недостатке доказательств чьей-то вины. Мама, черт возьми, что ты хочешь этим сказать?
Она ничего не хотела сказать.