SPQR. История Древнего Рима

Экстремальной, хотя и в другом роде, была также идея убежища, пристанища для всех иноземцев, преступников и беглых рабов. Позитивная сторона очевидна: отсюда проистекает необычайная открытость римской политической культуры и ее готовность принимать приезжих. Ни в каком греческом городе так легко не приживались чужеземцы. В Афинах были особенно жесткие ограничения для получения гражданства. Я не пытаюсь превознести «либерализм» римлян в современном понимании слова: они захватывали огромные территории в Европе и за ее пределами, порой с ужасной жестокостью, и ко многим народам проявляли пренебрежительное отношение и даже ксенофобию, считая их «варварами». Тем не менее жители этих покоренных территорий, «провинций», как их называли римляне, постепенно получали полное римское гражданство со всеми предусмотренными правами и защитой: пример, уникальный для империи до Промышленной революции. Кульминацией этого процесса стал 212 г. (год, которым заканчивается действие моей книги), когда император Каракалла предоставил всем свободным жителям империи полное римское гражданство.

Еще раньше многие представители провинциальной элиты стали участвовать в политической жизни столицы. Римский сенат постепенно превратился в орган, который мы бы сегодня назвали мультикультурным. В списке римских императоров можно найти многих уроженцев провинций за пределами Италии: отец Каракаллы Септимий Север был первым императором из римской провинции Африка; Траян и Адриан, которые правили за полвека до него, были родом из провинции Испания. Когда в 48 г. император Клавдий, чей образ «дядюшки Клавдия» сложился благодаря скорее книге Роберта Грейвза «Я, Клавдий», чем реальным фактам, пытался убедить неподатливый сенат принять в свои ряды граждан из Галлии, ему пришлось напомнить собравшимся об изначальной открытости Рима по отношению к иностранцам. Его речь, прерываемая критическими выкриками, которые даже императору приходилось терпеть, была запечатлена в бронзе. Эти бронзовые таблицы были установлены в главном городе провинции галлов, который сейчас называется Лион, и находятся там до сих пор. У Клавдия, судя по тексту, не было возможности, подобно Цицерону, отредактировать свою речь перед публикацией.

С рабством была похожая ситуация. Во многих отношениях институт рабства в Риме отличался жестокостью не меньшей, чем военные завоевания. Однако для тех, кто был в услужении в городских хозяйствах, рабство необязательно было пожизненным, в отличие от тех, кто надрывался в полях и в шахтах. Рабов довольно часто отпускали на волю, или они выкупали свободу за деньги, которые сумели накопить. Если хозяин был римским гражданином, то вольноотпущенники тоже получали полное римское гражданство и практически уравнивались в правах с теми, кто родился на свободе. Отличие от Афин здесь также разительно: там вольноотпущенников было очень мало, а те счастливчики, которые становились свободными, не получали со временем афинского гражданства, а оставались в неопределенном статусе без гражданства. Практика освобождения, или «манумиссия» (manumissio), если воспользоваться латинским термином, была характерной чертой римской культуры, ее отмечали все приезжие как важнейшую причину успехов римского государства. Как объяснил в III в. до н. э. один македонский царь, это был способ для римлян «увеличить свою страну». Насколько широк был масштаб явления, можно судить по тому факту, что, по оценке ряда историков, большинство населения Рима во II в. до н. э. имело рабов среди предков в каком-нибудь колене.

Идея Ромула устроить «убежище» ясно указывает на изначальный принцип открытости, обеспечивающий разнообразие состава населения Рима. В самой столице этот образ приюта для всех часто был предметом гордости, подтверждая мысль того македонского царя, который связал открытость римского сообщества с великим успехом. Но раздавались и голоса против такой радужной картины. Не только внешние враги Рима могли увидеть неловкость положения империи, которая корнями уходит в низшие криминальные слои общества. Это наблюдали и сами римляне. Поэт-сатирик рубежа I–II в. н. э. Децим Юний Ювенал, или просто Ювенал, любитель поглумиться над претенциозностью римлян, их снобизмом (который был еще одной характерной столичной чертой), не упускал случая высмеять тех аристократов, которые хвалились родословной, уходящей в глубь веков. Одну из своих поэм он заканчивает колким замечанием в адрес происхождения римлян. На чем основаны их претензии? Рим начинался как город рабов и беглецов: «Первый из предков твоих, кто бы ни был он, – или пастух был, / Или такой, что о нем и вовсе думать не стоит».[9]