Справедливость точно не отмеришь

Примерно то же самое сказали и красноречивый Гуссейн, и Антон, даже Корнилов, который был мастером дела, а не слова, нахмурившись, как отрезал: никакого отношения тиходонские пацаны к убийству Фомы не имеют! И как бы в доказательство показал на Экскаватора, Гулливера и Танкиста, выражение лиц которых наглядно показывало, что они готовы подтвердить слова своих старших гранатами, которыми набиты их карманы.

На этом, в общем-то, тему и закрыли, лифт увез Фому в земные недра, рабочие быстро засыпали могилу, разложили венки, которые образовали целую гору.

Но к теме вернулись ещё раз, уже за поминальным столом. Шмайсер поднял рюмку, выпил за то, чтобы душа Фомы упокоилась на том свете, а потом, повернувшись в сторону тиходонской делегации, сказал:

– Но я считаю, чтобы непонятки снять, надо найти и тех, кто Вадика с Борисом под молотки пустил, и того, кто в Фому ствол направил.

И все сидящие за столом согласно закивали головами, в том числе и тиходонцы.

Глава 13 Искусство подделки

Безнравственные люди знают, что совершают дурные проступки, но все равно от них не отказываются.

Аморальные люди совершают дурные поступки, не подозревая об этом.

(Предположение автора)

Катя, Антон и другие

Тишина, полумрак, негромкая классическая музыка, красивые, красивей, чем в жизни, лица на стенах… Только где-то у соседей воет собака. Но на это можно не обращать внимания. Атмосфера покоя. Возвышенного покоя. Девчонкам здесь нравится, и Кате тоже. Тем более, что мэтр выделяет ее из других гостей.

– Фальшак. Знаете, что такое?

– Паленая осетинская водка, – роняет Илона с видом знатока.

Арсений Изотович смеется, подливает в бокалы коньяк – крепкий и мягкий, как шелк, и наверняка не поддельный. Печенье в жестяной коробке. Мебель из золотистого ореха. Стены в гобеленах. Картины в золоченых рамах. Статуэтки, подрамники, тяжелая драпировка.

– Это что-то… из кораблестроения… Мачта такая… – с трудом выталкивает из себя Оксана. Она вцепилась пальцами в ручки кресла, словно собирается катапультироваться.

– А вы тоже так думаете?

Он смотрит на Ребенка. Бородка, усы с загнутыми кверху концами. Он хочет быть похожим на всемирно известного художника, альбомы которого часто любит показывать. Но тот парень, конечно, плотно сидел на галлюциногенных грибах: потому у него слоны ходят на мушиных лапах, плоские часы гнутся, как свесившиеся со стола блины, одно изображение вдруг оказывается другим. И усы Арсений Изотович явно взял оттуда. Эти усы постоянно притягивают к себе внимание – тонкие, колющие… Скорпионьи жала. Но потом ловишь на себе доброжелательный, почти отеческий взгляд. Настоящий человек искусства, какой-то там заслуженный художник области, почетный гражданин… Никаких ментов, никакого шансона, попсы. Классика.

– Я не знаю, – говорит Ребенок. – Наверное, «фальшак» – это поддельная картина. Что-то в этом роде.

– Правильно, – кивает Абрикосов. – Так вот, созданная мною картина, душой которой явились Вы, – это не подделка. Это настоящее искусство. И я предлагаю выпить за Вас, за мою неожиданную музу, благодаря которой я сделал новый шаг в портретной живописи!

Все пьют за Катю. Ей приятно и неловко.

– Но какова здесь моя роль? – скромно возражает она. – Я позировала всего несколько часов, а Арсений Изотович работал круглые сутки, и, приходя на другой день, я не узнавала предыдущего наброска…

– Искусство нельзя разъять на части, – покачал головой Абрикосов. – Иначе вместо великого полотна мы бы получили холст, неприглядную кучку красок, испачканные кисти – и все!

– И соитие художника с рыжей натурщицей, – добавила Илона.

– Не опошляй! Великие полотна создают не краски и холсты, а души творцов. Творец не только тот, кто накладывает краску, но и тот (или та), которая вдохновляет его и водит его кистью! Поэтому, когда я говорю «фальшак», я имею в виду не явные подделки, хотя на сленге специалистов именно они так называются! Нет, это было бы слишком просто. Я имею в виду картины, написанные без души и вдохновения! В Третьяковской галерее были?

Илона энергично мотает рыжей головой и одновременно выдыхает дым. Пахнет ладаном. Она возлежит на кушетке с резными ножками и спинкой – что-то до невозможности изящное, старинное и дорогое.

– А в Эрмитаже?

– Я еще школьницей была, – вспомнила Ребенок. – Ездила с классом, экскурсия…

– Очень хорошо. Так вот, в Эрмитаже, по моим подсчетам, не менее 10 процентов экспонатов – голимый фальшак, а душевного – процентов тридцать. А в Метропо́литен-музее – больше половины…

– Ужж-а-а-а-ззз! – жужжит Илона, хотя ей наплевать.

– Но как это возможно? – удивляется Ребенок. – Ведь там эксперты всякие, профессора, куда они смотрят?

– Их можно обмануть, – улыбается Абрикосов. – Это не так сложно, как кажется…

– Проще купить, – звучит низкий хрипловатый голос.