Справедливость точно не отмеришь

Абрикос подвел их к двери, перецеловал ручки. Катя свою не дала.

– Хорошо повеселились, красавы? С грэгом немного переборщили, но первый раз всегда так бывает. Зато какой полет! Правда, девочки?

– Ага! – Илона поцеловала его в щеку. – Ничего, отосплюсь!

Оксана повторила жест подруги, но молча. На улице ее вырвало.

– Надо было такси им вызвать, – сказал Антон, глядя в окно.

– Надо бы… Только я вообще зря в это дело встрял, – отвернувшись, пробубнел Абрикосов.

– Это я встрял, – сказал Антон. – Ты про Лиса слышал?

– Ну? – мэтр даже снял свою нелепую красную феску.

– Так вот твоя натурщица – его законная жена! И я про нее слышал. Только встречаться не приходилось. Что ты так на меня смотришь?

– Как? Никак не смотрю. Я до нее пальцем не дотронулся, как чувствовал.

– Не очкуй! Они к тебе сами ходят, едят, пьют, фотографируются, для картин позируют. И сегодня две девки довольны, да и третья обкатается, в себя придет. Никто же ничего не докажет! Только всю дурь поубирай, на всякий случай! И запомни, никаких доказательств тут нет!

Мэтр продолжал смотреть на него странным, сожалеющим взглядом.

– Ну, чего ты?!

– Ничего. Ты много раз слышал, что Лис без доказательств не обошелся?

– Помолчи лучше. Это у тебя, а не у меня собака воет. Знаешь, к чему это? К покойнику!

– Типун тебе на язык!

На воздухе девчонкам стало лучше.

– А прикольно, правда? – спросила Илона.

– Ничего, – ответила Ксюша. – Можно повторить через пару дней. А ты, Катюха, что скажешь?

– А я завязываю с этим б… и начинаю правильную жизнь!

Она достала из сумочки мобильник – пять непринятых от Фила. Блин! Придется объясняться. Что-то выдумывать. Выкручиваться. Но это не впервой. Что-то обязательно придумается…

* * *

Скворчащая, с пылу-жару, яичница с беконом, еще горячий белый хлеб из хлебопечки, томатный сок в большом запотевшем стакане (как он любит – именно в большом, именно в запотевшем) и, конечно, кофе, сваренный в настоящей джезве из кованой меди. С шести утра на ногах, не выспалась, обожгла палец, вынимая контейнер с хлебом. Зато результат налицо. Зайдя на кухню, Лис окинул удивленным взглядом стол, посмотрел на Ребенка, посмотрел на часы, как будто хотел убедиться, что – да, это завтрак (не праздничный обед и не ужин), его обычный рабочий завтрак. Офигеть просто!

– А что случилось? – недоуменно спросил он.

– Ничего, – супруга пожала плечами, как будто он всегда так завтракал, а не обходился самолично сделанными бутербродами или сваренными вкрутую яйцами.

– И во сколько же ты встала?

Ребенок проворно нарезала зелень, посыпала сочащиеся влагой ломтики сулгуни, сдула закрывающую правый глаз челку, которая тут же вернулась на место. Лицо осунулось, круги под глазами.

– Не помню, – беззаботно прощебетала она. – Не посмотрела на часы.

– А легла во сколько?

– Ой, думаешь, я тогда смотрела? Мы с Ксюхой и Илоной в боулинг поиграли, потом еще в паре мест зависли…

Ей повезло: она вернулась на полчаса раньше мужа и успела изобразить спокойный и чистый девичий сон.

– А чего телефон не брала?

– Да там такой шум и гам, что ничего не слышно.

Что-то часто у нее так случается… То телефон забыла, то зарядить не успела, то не слышала… То пошла в одно место, а оказалась в другом, то сидит на работе, а видят ее в кабаке…

– Ну как, вкусно?

Он подцепил вилкой яичницу, наколол вытопленный, приобретший стеклянную прозрачность бекон, отправил в рот.

– Вкусно! Яйца можно недожарить, можно пересушить, а эта – в самый раз… – Филипп с аппетитом набросился на еду.

Ей показалось, он хотел сказать что-то еще. Возможно, слова благодарности. Удивления. Восторга. Но так ничего и не сказал… Забыл, наверное. Или он что-то пронюхал…? Неужели так быстро?!

Почему-то очень ясно представилось, как Фил душит ее кухонным полотенцем. Или нет… Он слишком хитер. Заставит выпить пачку димедрола и написать предсмертную записку. Про Антона что-нибудь. А потом арестует его, запытает до полусмерти и тоже убьет… Или даже арестовывать не станет – просто выпытает все и застрелит…

Он молча съел яичницу, заедая бутербродами с сулгуни и запивая соком.

«Что же такого утворила Катерина Викторовна, раз так расстаралась? – размышлял он. – Неспроста же королевский завтрак устроила…»

Прежде чем взять кофе, долго тер пальцем правую бровь.

– Голова болит? – спросила она самым заботливым, самым нежным, самым неестественным голосом. Аж самой противно стало.

Он опять посмотрел на нее, как тогда, когда вошел в кухню. Удивленно.

– Да, знаешь, это просто…

Он не успел закончить. Кто-то позвонил на сотовый, Фил рывком достал телефон из кармана, как пистолет из кобуры, приложил к уху.

– Коренев слушает.

Он сидел и слушал, глядя перед собой. И тут что-то произошло с его лицом. Оно дернулось, мгновенно побелело и заострилось, будто звонили с того света.

– В каких списках?! Кто их составлял? По каким критериям?

Ему говорили что-то еще, а он все молчал, будто оглушенный. Потом встал, повернулся и вышел из кухни, не отрывая трубку от уха.