Справедливости ради

— Ангел, твоя мама и Олег едут к тебе… — чтобы проститься… Моё сердце было разорвано в клочья. Я взял её руку и уткнулся лбом в её ладонь. И стал молиться: — Господи, пожалуйста… Верни её. Я готов поменяться с ней местами. Только пусть она живёт…

Я всё молился, а потом пытался убедить себя, что её нужно отпустить. Отрицал это, и снова молился. Поднялся, поцеловал её, и шепнул ей на ухо:

— Я люблю тебя, Ангелина… И я не готов тебя отпустить. И никогда не буду готов… — я всмотрелся в её безмолвное, безмятежное лицо, то ли пытаясь запомнить его, то ли гипнотизируя её на пробуждение. Но её лицо так и осталось умиротворённым. Я снова сел. Положил голову щекой на её ладонь. Снова ревел и снова молился.

Я закрыл глаза и думал о том, как мне её отпустить. О том, что это правильно и уже пора. Бесконечно возмущался этим, отрицал, винил себя, молился, просил её. Я никак не мог заставить себя отказаться от неё. Никак.

Не знаю, сколько прошло времени. Потому что я не находил себе места. Я, то пытался быть рядом с ней, то пытался уйти, не уходя. Я метался в палате, в своих мыслях, чувствах… Когда мне стало казаться, что время вокруг остановилось, и, что я так навсегда и останусь здесь, рядом с ней, эта идея стала греть мне душу и сердце, я сел на стул у её кровати, положил, уже привычно, голову рядом с ней, и её руку на свою голову.

Я так хотел задержаться в этом моменте навсегда. Я шептал, что люблю её, и никогда не смогу отпустить. Я закрыл глаза, представляя её улыбку, её смех, её голос, испытывая чудовищные страх и боль, от того, что больше никогда не увижу, и не услышу их. Я почувствовал, как её рука проскользила по моим волосам, и скатилась с моей головы.

Я открыл глаза. Думал её рука соскользнула, как бывало и раньше, но её не оказалось у моего лица. Вместо этого, моей головы что-то коснулось, и задвигалось в волосах. Движения были плавными, нерешительными, даже слабыми. Я стал поднимать голову и её рука упала с моей головы. Я чуть не задохнулся от счастья, увидев её открытые глаза и руку, что пыталась поймать назад мои волосы. Я быстро встал и впился в её губы таким поцелуем, коротким, но самым горячим, пока этот мираж не исчез.

— Ох-ре-неть… — прохрипела она. А я улыбался, и даже нервно смеялся от счастья. В это не верилось, но она говорила!

— Господи, очнулась… — я не мог это осознать. Я влепил себе пощёчину. Смачно. — Больно! И ты тут! В сознании! — чуть ли не голосил я.

— Вы кто? — я растерялся и уставился на неё, наверное, с шоком на лице. А она заулыбалась. Я смеялся, как ненормальный идиот. А потом стал её обнимать.

— Ты же ведь помнишь меня? Знаешь кто я? — спросил я, выпрямившись, и посмотрев на неё.

— Старый друг? Цветочек? — если первое меня не удивило, то второе — очень.

— А имя моё как?

— Цветков Алексей Николаевич. Ты хочешь, чтобы у меня голова заболела?

— Нет, — и я снова обнимал её и целовал. В щёку.

Кипишь, что я поднял, привёл к нам сначала медсестёр, а потом врачей. Начался настоящий хаос. Когда тётя Аня и Олег зашли, то увидели толпу. И тётя Аня так испугалась, я поспешил её успокоить:

— Ангелина очнулась! — она заплакала. И Олег тоже. И даже врач Олега был переполнен чувствами.

Ангелину осматривали, проверяли, изучали. А я вспомнил о Максиме. И снова набрал его.

— Ало, — думаю, он ждал от меня совсем других новостей.

— Она очнулась… — хотел добавить приезжай. Но всё стало сложно. Он снова её оставил, в третий раз уже. На этот раз, лучше, чтобы насовсем. Он молчал. — Я не шучу, и я в своём уме. Её сейчас обследуют.

— Я сейчас приеду… — и он отключился.

Когда я пробился к ней, сквозь стену людей, она была немного растеряна.

— Всё нормально?

— Вроде, да. Просто, слишком шумно и много людей… — я смотрел на неё и не мог поверить. Она вернулась…

— Им нужно убедиться, что ты в порядке, — Олег и тётя Аня стояли рядом, держа её за руку. Они ревели.

— Чего вы плачете?

— Ты вышла из комы спустя почти год. Ты не представляешь какое это счастье.

— Год?

— Да, — я говорил, а сам улыбался, как идиот.

— Что ещё я пропустила? — ох ты ж, чёрт! Она же не в курсе, что Максим жив…

— Горский соврал насчёт смерти Максима и его семьи, — думал, она будет счастлива. И она обрадовалась, но не так, как я ждал.

Тут наш балаган стали выгонять, чтобы врачи могли её обследовать. А я позвонил отцу и сообщил самую счастливую новость.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

*** Повествование от лица Алексея ***

Ангелина провела в больнице ещё неделю. Её полностью обследовали. Слух, зрение, речь — были в порядке. Выявили нарушения моторики и памяти. Ещё, врачи предупредили, что возможно возникновение психологических проблем из-за продолжительной комы, и трудностей в адаптации и реабилитации. Ей рекомендовали не жить одной после выписки, так как некоторые функции и память будут восстанавливаться поэтапно, и ей понадобится помощь. Я подумал, что Максим будет жить у неё, или она у него. Но она об этом ни разу не упомянула за неделю.