Справедливости ради

Оставалось несколько дней до конца того, как мне необходимо жить с ней. Она стала более задумчивой. Больше пропадала в своих мыслях. Правда, сменила свои жуткие песни на что-то более спокойное.

Захожу одним утром на кухню. Она в наушниках. И напевает песню NickeIback — After the Rain. Хоть что-то из моего плейлиста ей понравилось. Хоть не оглохнет от басов своих песен. Стою улыбаюсь, глядя на неё. Она поворачивается, облизывая палец от чего-то приготавливаемого ей, и мурлыча песню.

— Привет, — выдернула наушники.

— Привет.

— Садись завтракать, — пригласила она. Я прошёл, и сел.

— Рад, что ты уже можешь слушать что-то ещё, кроме тяжёлого рока, — решил я поднять тему окончания моего проживания у неё. — Наверное, ты возвращаешься к норме. И это отлично, потому что завтра мой последний день в качестве твоего надсмотрщика, — я улыбался, а она, как-то резко, стала серьёзной. Я даже испугался. Она тоже села за стол.

— Серьёзно? Завтра последний день? — спросила она, и так сморщила нос забавно.

— Да. Ты уже и так можешь обходиться без меня.

— Наверное… — этот её ответ почему-то взволновал меня. А она просто непринуждённо приступила к завтраку.

Оставшийся день прошёл как обычно. Она была весела, шутила. В общем, больше не давала мне повода волноваться за неё.

А вот следующий день стал для меня испытанием…

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЁРТАЯ

*** Повествование от лица Алексея ***

Она ещё с утра была в странном настроении. Задумчивая, грустная. Молча смотрела в окно всю дорогу до реабилитационного центра.

Пока ждал её в машине, всё не находил себе места. Когда она вернулась такая же задумчивая с сеанса реабилитации, я всё-таки не выдержал и спросил:

— Ты как?

— Нормально, — односложно ответила она. И ни шуток, ни улыбок. Просто отвернулась с отрешённым видом к окну. Я стал переживать ещё сильнее.

— Может прогуляемся? — предложил я. Она ответила даже не повернув головы:

— Я не против, — и просто смотрит в окно. Я задумался о том, что с ней происходит. Она не выглядела расстроенной, скорее, витающей в своих мыслях.

Мы приехали к парку Зарядье. Я припарковался и вышел из машины. Она обычно не дожидаясь выходит из машины, а тут продолжила сидеть, пока я не открыл дверь.

Она вышла, и с очень серьёзным, но спокойным видом, сказала:

— Спасибо, — я смог только кивнуть, потому что мысли так и были заняты тем, что же с ней происходит. Она остановилась чуть в стороне от машины, и, когда я повернулся, спросила: — Куда пойдём?

— А куда ты хочешь?

— Если ты не против, то давай погуляем по набережной? — в её глазах я, кажется, увидел надежду, а на губах, едва уловимую улыбку.

— Конечно, я не против.

Мы пошли по парку, и вышли на Москворецкую набережную. Она шла молча, а я всё наблюдал за ней. Когда мы вышли к реке, она, как мне показалась, чуть воодушевилась и приободрилась. Но продолжала молчать.

Мы шли неспешно вдоль реки, она неотрывно смотрела на воду. Река местами уже стала покрываться льдом, и отколовшиеся тонкие льдинки плыли по течению. Она следила за их движением.

Минут через тридцать нашей прогулки, я стал ощущать холод, и предложил возвращаться. Она согласилась.

Мы повернули назад, и снова пошли по набережной. Она всё следила за течением реки, витая в своих мыслях. Я отвлёкся на крик женщины: «Стой!», и увидел удирающего от неё мальчугана лет пяти. Он убегал от матери, звонко хохоча. И тут я почувствовал, как мою левую руку, в районе плеча, обняли. Я повернул голову, и увидел улыбающуюся Ангелину. Она обнимала мою руку, прижавшись головой, но продолжая смотреть на воду. Она делала это, словно не осознавая. А я почувствовал, как в груди резко стало тепло, и сердце зачастило глухими ударами.

Она прошла, обнимая мою руку, ещё пару минут. А потом стала серьёзной. И также бессознательно, как обняла, выпустила мою руку и пошла рядом.

Я попытался заговорить с ней, и вовлечь в разговор. О разной ерунде. Она слушала, коротко отвечала, улыбалась, когда я пытался её рассмешить, но больше всё-таки молчала.

Мы вернулись домой, пообедали. Она даже смеялась пару раз. Я решил, что эти перепады настроения связаны с предстоящими изменениями в её жизни. Ей нужно будет остаться одной, и справляться со всем самой. Как-никак, а почти годичная кома оставила свои последствия. И моё присутствие немного сглаживало трудности в её повседневной жизни.

Но после обеда всё снова изменилось. А к вечеру стало ещё хуже.

Мы сидели в гостиной. Она читала, а я делал вид, что смотрю подкаст. На самом деле, я наблюдал за ней.

По ней было видно, что её что-то терзает, и она о чём-то думает, но не говорит мне. Она могла прочесть одну страницу за минуту, и зависнуть на другой минут на десять. При этом, её взгляд становился задумчивым, словно она что-то интенсивно анализировала.

В один из таких задумчивых периодов, она отложила книгу и встала. Я тоже встал, снимая наушники. Она собиралась уйти, но я решил попытаться прояснить что с ней происходит. Тем более, что утром мне предстояло уезжать, а ситуация только ухудшалась.