Чудные часы предстоит пережить вам, гг. судьи. Вы можете при свете милосердия и закона избавить от кар неповинного и ослабить узы несчастных, виноватых не столько злою волею, сколько нерадостными условиями своей жизни.
Будьте снисходительны!
Правда, не велика разница для рабочего между неволей по закону и неволей нужды, приковывающей всю его жизнь, все его духовные интересы к станку, бесстрастно трепещущему перед его глазами. Но все же эти люди, куда бы вы ни послали их, — к станку или в тюрьмы и ссылку, услышав в вашем приговоре голос, осторожный в признании вины и свободный в приложении милости, исполнятся чувства нравственного удовлетворения.
Они увидят, что великое благо страны — суд равный для всех — коснулось и их, пасынков природы; что и им, воздавая по заслугам, судейская совесть сотворила написанное народу милосердием, внушенным русскому правосудию с высоты первовластия.
И пусть из их груди, чуткой ко всякой правде, им дарованной, дорожащей всякою крупицей внимания со стороны вашей, вырвутся благодарные клики, обращенные к тому, чьим именем творится суд на Руси, клики, какие, правда, по иным побуждениям вырывались из груди гладиаторов Рима: «Vive, Caesar, morituri te salutant!»
Речь Ф. Н. Плевако на собственном юбилее
29 октября 1895 г. в Москве состоялся обед в честь Ф. Н. Плевако по случаю 25-летия его деятельности в качестве присяжного поверенного. В обеде приняло участие много представителей адвокатуры и судебного ведомства. Было произнесено много речей. Приветствовавшим его Ф. Н. Плевако ответил следующими словами.
Вы очень добры ко мне: памятуя, что 25 лет тому назад, приведя меня к присяге и надев на меня знак, мои старшие братья, члены адвокатского совета, и высшая магистратура венчали меня славою и честью принадлежать к судебной семье, мне бы надлежало выделить этот день из ряда прочих и светло торжествовать выпавшее мне на долю счастье, а вы меня же чествуете!
Благодарю, благодарю вас!
Отрадно оглянуться назад и вспомнить то, чему свидетелем меня Господь поставил, и хочется вместо всяких словоизлияний возобновить в благодарной памяти и людей прошлого и их деяния — чему мы обязаны тем, что любим наш суд, нашу alma-mater, и чтим уставы, как то вековечное слово истины, которое, будучи произнесено, не забывается, не умирает, но, как свет, во тьме светится, и тьме его не объять!
Сотни лет русская правда была делом случая или делом энергии отдельно действовавших добрых и сильных людей, большею частью для удовлетворения своего личного чувства на своих плечах выносивших или проводивших тот или другой вопрос, то или другое частное дело, неудовлетворительно или несправедливо разрешенные.
Но вот подуло свежим весенним ветром, и по русской ниве, как дух вверху воды, пронеслась благодатная идея творчества новых условий жизни, взамен былого неустройства, и тьмы, и хаоса, и безобразности бездны.
Hat lux! — слышалось всюду; fiat lux! — раздавалось с кафедр и в литературе, и отклик возгласа отзывался в каждом чутком сердце.
Людям моего возраста пришлось слушать профессоров русских университетов как раз в предреформенное время.
Может быть, небогаты содержанием были вдохновенные уроки многих из наших учителей, но в них было то, что одновременно и учит и воспитывает.
Там был призыв к новой жизни, там были вещие пророчества о насаждениях на родной ниве чудес общечеловеческой культуры, там возвещалось, что правда — не случайная милость судьбы, но прирожденное право человека, там говорилось, что работа над правовыми интересами человечества — не занятие досужих умов, а одно из лучших воплощений нравственного долга тех, кто жаждет честного труда и не отождествляет с ним своекорыстную эксплуатацию своего времени и жизни.
Приподнятая духом эпохи и простая толпа, и толпа людей мыслящих, но еще не вошедших в новые русла жизни, за невыработкой их, откликалась на зов науки.
Не хлеба, не зрелищ просила она; она алкала и жаждала той же жизненной правды, внутри которой свободно дышится груди и верится в неприкосновенность нравственного достоинства человека.
Удовлетворяя этому течению и упиваясь им, руководительная власть земли призвала людей, которые, точно пророки во время свое, точно на то и родились, на то и пришли в мир, чтобы отдаться работе честной и святой.
Дорогие, незабвенные имена составителей Уставов Обновления, — не станем называть их, чтобы случайное неупоминание кого-либо не сочли за непризнание заслуг, — проходят перед нашим внутренним зрением величавые, блистающие чистотой совести и патриотически-настроенного сердца…
Почтите их в тайниках вашего духа, как строителей царства правды и обновления!..
И слово плоть бысть.
Идеи перешли в Уставы, Уставы — в жизненные нормы.
У дела освобождения и правосудия, вопреки боязни, что у нас нет людей, появились могучие фигуры, сумевшие в страдные годы сберечь в себе и силу для дела и веру в него.