Справедливый приговор. Дела убийц, злодеев и праведников самого знаменитого адвоката России

Во всяком случае, чтобы ваше решение было плодотворно для подсудимых и указывало бы им волю закона, я прошу вас точно и твердо ответить нам, — и дать тем спорному мнению возможность дойти до высшей, интерпретирующей смысл закона судебной инстанции, — запрещено ли законом всякое массовое прекращение работ или только прекращение, нарушающее договор рабочих с хозяином с целью добиться изменения его в интересах забастовавших? Закон стоит на страже и обороне нарушенного условия или запрещает рабочему поднять голос против всяческого произвола, идущего от фабричной администрации?

Придерживаясь иного взгляда, по-моему, усвоенного законодателем даже в былую крепостническую пору нашей истории, я убеждаю вас, гг. судьи, разобраться в причинах стачки: если эти люди отказывались от должного и добивались недолжного путем стачки, они нарушили закон; если они отказывались от недолжного и добивались должного — их забастовка вне сферы наказуемости.

Вышесказанное определяет положение в деле Мосеенка и Волкова.

Если это преступная стачка — сугубо преступно и их участие, раз оно доказано. Если же это — протест против бесправного произвола, протест, который вызвал со стороны власти и фабричной администрации отсылку Шорина и уничтожение штрафов, то с ненаказуемостью протеста не наказуемы и те, чей голос был громче, чьи натуры отзывчивее и на чужую неправду и на несчастье своего ближнего…

Дело о беспорядках на Коншинской мануфактуре

В заседании Московской Судебной Палаты с участием сословных представителей под председательством старшего председателя Палаты А. Н. Попова 10–12 декабря 1897 г. было рассмотрено дело по обвинению нескольких десятков рабочих Коншинской в г. Серпухове Мануфактуры в устройстве противозаконной стачки и в участии в действиях публичного скопища, образовавшегося по экономическим побуждениям и проявившего разрушительную деятельность. События, давшие основание к уголовному преследованию обвиняемых, — так называемые фабричные беспорядки рабочих, протекли и на этот раз при обычных для этого периода рабочего движения условиях.

В январе 1896 г. рабочие фабрики «Новая Мыза» Товарищества Мануфактур Н. Н. Коншина в г. Серпухове, будучи недовольны порядками, существовавшими на фабрике, представили управляющему ряд требований о сокращении рабочего дня, об изменении расценок и проч.

Переговоры с управляющим ни к чему не привели, и уже ночью громадная толпа рабочих человек в 500 стала выбивать стекла в окнах фабричных зданий и квартир некоторых высших фабричных служащих, а также, при звоне колокола, уничтожать, а частью и расхищать различное фабричное имущество.

На другой день беспорядки возобновились. Толпа направилась к деревне Глазечне, в которой находится много трактиров, и, переходя от одного трактира к другому и увеличиваясь в числе, требовала бесплатной выдачи денег и громила винные лавки.

В это же время коншинские рабочие пытались силою прекратить работы на соседней фабрике Каштановых.

Тогда из Серпухова были вызваны казаки, и порядок был восстановлен обычными мерами. Рабочие В. Терещенков, В. Стекольщиков, Н. Медов, К. Кузнецов и ряд других были преданы суду по обвинению по первой части ст. ст. 2691 и 1358 Уложения о наказаниях.

Заключительное слово солидарной защиты обвиняемых было предоставлено Ф. Н. Плевако.

Палата применила к обвиняемым ст. 2691 Уложения о наказаниях, возможность применения которой к данному случаю принципиально отрицалась защитой, назначив, однако, подсудимым минимальные в пределах этой статьи наказания. Принесенная защитой по вопросу о составе преступления кассационная жалоба была отвергнута Сенатом, который в подробно мотивированном «отделенском» указе впервые по этому делу высказался в смысле расширительного толкования по вопросу об объеме применения ст. 2691 Уложения о наказаниях.

Речь в защиту коншинских рабочих

Как старший по возрасту между говорившими в защиту подсудимых товарищами, я осторожнее всех. Моя недлинная речь будет посвящена просьбе о снисходительном отношении к обвиняемым, если вы не разделите доводов, оспаривающих правильность законной оценки предполагаемых событий.

К этому прибавлю и просьбу, вызываемую особенными чертами этого дела.

Время, которое вы отдадите вниманию к моему слову — это лучшее употребление его.

Когда на скамье сидят 40 человек, для которых сегодня поставлен роковой вопрос: быть ли и чувствовать себя завтра свободными, окруженными своими близкими, или утро встретит их картинами тюремной жизни, представлениями о безлюдных пустынях и, может быть, о зараженном миазмами воздухе отдаленных стран ссылки, — лишний потраченный час судейского времени — ваш долг, даже если бы слово мое оказалось излишним и несодержательным.