Спрячь меня

– Может, и знает, – заявила она, – но вряд ли. Зато я знаю. Он был в отеле «Бут».

– «Бут»? – недоверчиво переспросил мистер Кэмпион.

Отель «Бут» был одним из курьезных пережитков прошлого, что по-прежнему влачат свое существование в закоулках западной части Лондона. Его построил в начале XIX века некий государственный служащий в отставке, и пыльные алые стены сохранили след уютной старомодности, присущей эпохе Вильгельма IV[18]. В те годы постояльцами гостиницы были добропорядочные семейные пары, которые по несчастливому стечению обстоятельств приезжали в столицу тогда, когда их не могли принять у себя родственники. «Бут» был одной из немногих гостиниц, не предлагающих по совместительству услуг публичного дома. Его золотые деньки давно прошли, и здание не сносили только потому, что хозяева питали к нему сентиментальную привязанность, а стоило оно невероятно дорого. Насколько знал мистер Кэмпион, члены семейства Фиттон были единственными, кто мог позволить себе там останавливаться, и при этом готовы были стойко воспринимать возможные неудобства. Ходили слухи, будто в просторных спальнях все так же стояли сидячие ванны, в которые замшелые слуги в ливреях наливали воду медными черпаками. Однако Аманда твердила, что это хорошая гостиница и, как только ее хозяева выведут крыс, там будет вообще очень приятно.

– «Бут»? – повторил Кэмпион. – Рэмиллис – в «Буте»? Уехал из «Цезарева двора» и махнул на сто лет назад – в «Бут»? Но зачем?

– Может, ему захотелось тишины? – предположила Аманда. – Он ведь был уже не мальчик. Сначала выяснение отношений, потом танцы – он просто мог устать. Это вполне вероятно. Короче, он был там, в девятнадцатом номере, – я видела его имя в книге, когда расписывалась, прямо над своим. По-моему, дела у них идут неважно. Я спросила Джорджа – это старик за конторкой, и он прекрасно помнит, как тот пришел. Рэмиллис приехал довольно поздно, сразу отправился к себе в комнату, и, что важно, Джордж не помнит, чтобы он выходил оттуда до позднего утра. Он еще уточнит. Кроме того, вот что странно – Джордж не думает, что Рэмиллис тогда был пьян.

– Дитя мое, он был пьян, – безапелляционно заявил Кэмпион. – Иначе он просто не успел бы напиться. Когда мы встретились после обеда, он пил уже как минимум сутки. Вообще, все это звучит сомнительно. Видимо, он взял с собой в «Бут» кварту виски и выпил ее в постели. Мне такие радости чужды, но, зная Рэмиллиса, можно предположить, что он к ним питал некоторую слабость. Ты уверена, что здесь нет никакой ошибки? В имени, в дате?

– Рэймонд Рэмиллис, Уланги, – сказала Аманда. – Джордж мне его описал.

– Джордж сказал, что он не был пьян.

– Джордж – совершенно чудесный и очень умный старик! – В пылу спора Аманда заговорила с родным ей саффолкским акцентом. – Если б он сказал, что ты пьян, я бы поверила ему, а не тебе, а что касается даты – вот если бы Рэмиллис вдруг приехал в «Бут» в любой другой день, это было бы удивительно. Но если ему вдруг осточертел «Цезарев двор», Джорджия и вся эта шумиха, и он захотел переночевать где-нибудь в тихом месте, совершенно естественным было бы поехать в «Бут». Там даже сантехники нет, чтобы выть по ночам! Это вполне объяснимо. Я бы сама так поступила.

Кэмпион молчал. В словах Аманды было много правды. Она бы действительно так поступила, а Рэмиллис, несмотря на все свои причуды, был примерно одного с ней круга. Он нахмурился.

– Предположим, что ты права, – сказал он. – Предположим, что это действительно так. Тогда где и когда он набрался перед тем, как вернуться в «Цезарев двор»? И что такого интересного, ради всего святого, хотела сообщить нам мисс Адамсон, если надеялась на этом заработать?

– Сама об этом думаю, – ответила Аманда. – Надо бы все же с ней встретиться. Про Вэл ходят всякие мерзкие слухи.

Кэмпион вскинул голову.

– Что, и до тебя они дошли? – спросил он. – Просто чудесно. Завтра об этом будут знать в Нью-Йорке, только вот опровержения отправят только через пару месяцев. В этом вся Джорджия. Вот что происходит, когда эмансипируются не те женщины. Много веков подряд их держат под стражей, а потом спускают с цепи и ждут, что те вдруг начнут прилично себя вести. Двадцать лет назад Вэл пришлось бы подать в суд за клевету, но теперь мы решили, что это все глупости, надо жить дружно и все мы – одна большая несчастливая семья, поэтому ничего нельзя сделать, кроме как придумать более правдоподобную историю в ответ, а это, знаешь ли, не так-то просто.

Аманда соскользнула в кресло и очень серьезно на него посмотрела. У нее было умное, задумчивое лицо в форме сердечка, и он в очередной раз рассеянно заметил, как она похорошела. Ей никогда не достичь выдающейся элегантности Вэл, но в ней чувствовались сила и порода, и ее общество освежало, словно прозрачные ручьи ее родины.

– Проблема в том, что мы не можем ни на что повлиять, – сказала она. – Нам даже тело недоступно. Врачи, как я понимаю, заслуживают доверия?