А вот баронесса по воскресеньям бывала на утренней службе в храме Яня и Инь — Ворон с трудом сдержался, чтобы не заржать. Тоже при охране. Барон страшно ревнив и запрещает жене даже смотреть на других мужчин.
Хорошо, что мужчинам смотреть на нее не запрещает, усмехнулся про себя Ворон. Умели же в этом средневековье указать женщинам их место!
Для начала и просто взглянуть на девчонку было уже хорошо, а там видно будет.
Ворон кинул еще монетку разговорчивому прислужнику и, насвистывая под нос, двинулся в сторону таверны. Нужно было скоротать длинный субботний вечерок, а доступные женщины и выпивка помогали в этом как нельзя лучше.
К Храму Ворон пришел рано, уселся на ступени, согнав с насиженного места попрошайку, и стал ждать. Аборигены оказались набожными — на молитву тянулись целыми семьями, не забыв прихватить и дряхлых стариков, и орущих младенцев. Площадь кипела от жара людских тел. Солнце, даже не разойдясь в полную силу, палило нещадно.
Ворон достал припасенный кусок пирога и фляжку с водой, начал вяло жевать. Хотелось спать. И нет бы он провел ночь с местной красоткой — тут бы хоть обидно не было. Так нет же, постоялый двор оказался тем еще клоповником! Теперь еще и все тело зудело. Он то и дело скреб спину — ей досталось сильнее всего.
Со звоном полетела под ноги монетка. Ворон поднял голову, не пытаясь скрыть удивления, но щедрый прихожанин уже скрылся в толпе. Ну надо же, серебряная! С гордым профилем здешнего князька. Ворон пожал плечами и спрятал подачку в карман.
А вот, кажется, и та, ради кого он тут зад просиживает.
Крытая повозка с занавесочками на окнах, пятерка охранников — все при оружии — расчистили дорогу от нищих, кинувшихся было за подаянием. Двое идут впереди, трое держатся за спиной женщины. Ворон вытянул шею, пытаясь ее рассмотреть.
Среднего роста, но из-за прически, спрятанной под кружевной платок, та казалась выше. Стройная, грудь и попа на месте, и как не пытается скрыть аппетитную фигуру платье — не получается. А платье, как у монашки, и ткань плотная не по сезону.
Идет, не поднимая взгляда, а было бы интересно посмотреть какие у нее глаза. У матушки были синими, у отца-императора тоже. Кожа у девушки чуть смугловата, нос прямой, крепко сжатые губы не тонкие, но и не полные… но чувственные. Ворону такие нравились. Красивая девчонка. Для жены барона из Средневековья. А вот императорскую дочку он представлял иной, да и на мать она не сильно походила…
Под ноги Мэлис бросилась нищенка, схватила за подол, выпрашивая деньги. Девушка обернулась, протянула руку к одному из охранников, наверное, за кошельком. Но взгляд Ворона привлекло другое: на тонкой полоске кожи, выглядывающей из-под воротника, виднелись пятнышки родимого пятна.
Стянуть бы с нее это старушечье, мать его, платье и рассмотреть по-хорошему! Но и то, что он увидел, едва ли оставляло сомнения, что перед ним именно та, кто ему нужен.
Ворон проводил взглядом молодчиков с холеными наглыми мордами, каждый косая сажень в плечах. А чем он хуже? Пожалуй, стоит навестить будущего работодателя.
И, пробивая себе дорогу в толпе, двинулся прочь.
Глава 3. Мэлис
Мэлис сидела у зеркала — свадебный, и пока единственный, подарок мужа — и пыталась спрятать под лентами и кружевом лиловый синяк. Сплетни о том, что муж ее поколачивает, давно уже перетирались едва ли не на каждом углу. Ни к чему давать им новую пищу. Коннора это взбесит еще сильнее.
В понедельник он отправился на охоту и отсутствовал третий день. Наверняка, кутил в охотничьем домике с друзьями-лизоблюдами. Женщины там тоже были, конечно же. Это обстоятельство Мэлис ничуть не расстраивало: возможно, утолив свою похоть с другими, он забудет о ней.
Порой так и происходило… слишком редко. Наведывался в спальню жены барон регулярно, каждый раз, не забывая указать и показать, как ее презирает. Никчемная. Пустышка. За два прошедших года, так и не смогла подарить ему наследника.
Его грубые ласки оставляли на нежной коже отметины. И Мэлис терпела ночь за ночью, боясь проронить даже звук — так Коннор быстрее охладевал и уходил. Мать учила ее, что нужно быть страстной, открытой. Ее долг дарить мужу наслаждение.
И она честно пыталась… Первая брачная ночь принесла лишь боль. И вторая… и последующие.
Любовь мужа не приносила ничего, кроме боли. Да и не было ее, той любви.
А еще Коннор был ревнив. Чем больше сам развлекался с другими женщинами, тем сильнее подозревал жену. Дошло до того, что Мэлис боялась вовсе оторвать взгляд от пола. И охрана, приставленная якобы защищать ее, докладывала о каждом ее вздохе. При этом ни капли не считаясь с ней самой.
Мэлис была пустым местом в доме мужа. Под отчей крышей было так же. Она всегда ощущала себя чужой — мать была учтива, вежлива и холодна с ней. Она любила говорить о долге, о том, чем каждый из них должен жертвовать.
Однажды выяснилось, что Мэлис должна выйти замуж — это была ее обязанность перед родом.