Спрятаться не поможет

– Первый курс садится в автобус номер «шесть пять три», – объявил он. – Второй курс – в автобус «семь шесть ноль». Пожалуйста, запомните, кто и с кем сидит, обратно будем возвращаться так же! Первый курс, идемте за мной, второй курс остается с Анной Федоровной. Остальные преподаватели уже в автобусах, пожалуйста, не теряйтесь!

Мы подошли к нужной машине, я помогла Кире положить вещи в багажное отделение. После этого мы прошли в салон автобуса и заняли соседние места.

– Интересно, сколько нам ехать? – проговорила девушка. – Говорили, что в десять отъезд, а сейчас уже почти половина одиннадцатого…

– Лагерь находится под Марксом, – вспомнила я. – Значит, в пути будем около двух часов, может, и дольше. Посмотрим, какова ситуация на дорогах – попадем в затор или нет…

Наконец все загрузили свои вещи и расселись в салоне автобуса. Перед нами сидели Настя с Катей, сзади – Ева и Рита. Оля с Машей ехали впереди, а Лена сидела одна, позже к ней подсела какая-то девушка из другой группы. На первых сиденьях я увидела преподавателей – Алексея Геннадьевича и незнакомого человека с лысиной на голове, одетого в клетчатую рубашку и джинсы.

– Кто это? – шепотом спросила я Киру, указывая на незнакомца.

– Это Корзинцев, я вам… ой, то есть тебе про него рассказывала, – пояснила девушка. – Он вел у нас технологию живописи. Не думала, что он тоже едет…

– А кто такая Маргарита Николаевна Денисова? – поинтересовалась я.

– Вроде она у вторых курсов ведет, – пожала плечами Кира. – Она и Анна Федоровна Гвоздева, только я не знаю точно. По крайней мере в нашей группе они не преподают.

– Логично, раз они едут со второкурсниками, – заметила я. – И ты, конечно, ничего о них не знаешь, верно?

– Ну откуда? – изумилась Кира. – Я вообще Денисову не помню, как она выглядит. Анну Федоровну встречала в коридоре, вот и запомнила. Это лучше у Насти с Катей спрашивать – они все про всех знают.

Про себя я еще раз подивилась неосведомленности Киры. Между тем автобус тронулся, и мы не спеша поехали по дороге города.

– Жаль я книжку с собой никакую не взяла, – со вздохом произнесла девушка. – Хоть как-то время занять, два часа плестись… Ужасно.

– Что сделаешь, – пожала плечами я. – Кстати, Кира, все хотела тебя спросить по поводу твоей особенности – синестезии. У тебя это что, с самого рождения?

– Ну да, – кивнула девушка. – Я даже не думала, что другие люди не видят цвета. Точнее, не видят их в словах и названиях.

– Я вообще не представляю, как это, – произнесла я. – То есть ты любое слово видишь каким-то цветом, верно?

– Не совсем, – покачала головой Кира. – Я вижу только абстрактные слова. Например, слово «полотенце» не является абстрактным. Каждый человек представляет себе определенное полотенце – скажем, синее или красное, то есть то, которым он пользуется. Это уже не синестезия. А вот имена или названия – они ведь не имеют конкретного, привычного цвета, верно? Вот их я и вижу определенным образом.

– Вроде как я что-то поняла, – я задумалась. – Интересно, мое имя у тебя с чем ассоциируется?

– Имя Женя – оно желто-оранжевое, – сразу ответила Кира. – А вот Евгения – желтое, но с оттенками салатового цвета. Кира – тут понятно, лимонно-желтое. Оля – красно-оранжевое, Маша – зеленое.

– Удивительно, – произнесла я. – А как это тебе помогает в живописи?

– Сначала я не знала, как пользоваться синестезией, – призналась девушка. – Ну вижу я цветные буквы, и дальше-то что? А потом я придумала своеобразную игру. Ставила себе натюрморт и, не глядя на цвета предметов, думала, какой он – теплый или холодный, и какие цвета ему больше подходят. Например, постановка с коричневой вазой, красным яблоком и голубой драпировкой у меня имеет зеленовато-бордовый цвет. Зеленый – холодный, и красный тоже через холодные оттенки, поэтому в голубую тряпку я бы добавила изумрудных оттенков, а яблоко писала бы через розовый и краплак. Постановка с птицей у меня теплая, поэтому там и присутствуют охристые оттенки.

– А своим одногруппницам ты рассказывала про синестезию? – поинтересовалась я. Кира кивнула.

– Да, конечно. Поначалу никто не понимал, почему у меня такие странные натюрморты. Пришлось объяснять, хотя, по-моему, Катя этого явно не одобряет. Она считает, что я пытаюсь выставить напоказ свое «особое видение», но на самом деле я все просто придумываю. И преподаватель сперва не понимал, почему у меня живопись такая.

– Мне кажется, Катя просто завидует, – заявила я тихо, чтобы наш разговор никто не услышал. – Может, поэтому она к тебе придиралась?