СПРИНТ НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ. Как победить в блице.

В компании он рассказывал безумолку смешные истории, большей частью из своей жизни, и имел любимые и сильно заезженные пластинки. Он и в молодые годы был склонен к длинным монологам, с годами же его многоречивость заметно усилилась, речь текла нескончаемым потоком, делая общение с ним нелегким занятием; впрочем, нуждался он скорее не в собеседнике, а в слушателе.

В быстронесущемся потоке его речи всегда присутствовали шахматы, но главным образом – он, он сам, нетитулованный и непризнанный, на самом деле – легендарный и великий.

Реакция наступала потом. Его жена вспоминает, что дома уже не было той искрометности, он был погружен в свой мир, в свои мысли и часто бывал замкнут и неразговорчив. С ним, таким неприхотливым в еде, в одежде, в быту было нелегко: он требовал постоянного внимания, потому что по-настоящему был концентрирован только на себе.

Он читал все, что попадало под руку, довольствуясь, главным образом, пустотами – газетами и журналами с яркими обложками, тем потоком информации, которая улавливается глазами и, не задерживаясь, уходит прочь без каких-либо последствий для души. Но если попадались под руку, читал и книги по истории, романы, детективы. Собственных книг по шахматам у него не было никогда, но после переезда жены в Петербург он с интересом прочел ее шахматные книги.

В последние годы у него появился компьютер, и долгими ночами он играл бесконечные партии блиц. Обычно под именем SmartChip; посетители клуба ICC могут подтвердить, что поздним вечером, перед тем как выключить компьютер, они видели, что SmartChip находится в игровой зоне, а если утром снова включали машину, то замечали, что Чип все еще в игре.

Хотя и здесь он нередко побеждал известных гроссмейстеров, и его рейтинг, как правило, превышал отметку в 3000 единиц, результаты его были ниже по сравнения с обычным блицем. Неудивительно: впервые он начал пользоваться компьютером, когда ему было уже под шестьдесят, и вместо привычной кнопки часов палец вынужден был нажимать на странный предмет, называемый мышью.

Последние несколько лет он давал уроки в шахматной школе Халифмана. Очные и по Интернету. Когда попадались ученики из-за границы, его приходилось переводить – иностранными языками Чип, понятно, не владел. Уроки эти были своеобразными: он показывал почти всегда собственные выигранные партии и комбинации. Из него исходил поток идей, но он не настаивал на их строгом исполнении: если вас не устраивают эти идеи, у меня есть много других, как бы говорил он.

Чепукайтис не мог, конечно, объяснить тонкости современных дебютных построений, зато заражал слушателей своим энтузиазмом и любовью к игре, открывая перед ними совсем другие, не ведомые им раньше стороны шахмат. Он советовал не избегать риска и смело бросаться в неизвестное: «Только тогда к вам придет фарт!»

Каждому импонировал один из основных постулатов его теории: «Ошибки делает каждый, гроссмейстеры и чемпионы мира, и в этой игре особой премудрости нет. Постепенно приобретя опыт, знания, умение, вы с удивлением узнаете, что у вас талант. Талантом обладают все, вопрос заключается только в том, чтобы извлечь и продемонстрировать его».

«Не уверен, прибавилось ли у меня мастерства, но уверенность уже появилась», – был первый отзыв благодарного ученика, полученный им из далекой Аргентины. Комментарий Чепукайтиса: отрадно, приятно, незабываемо…

У него были почитатели, увидевшие в его партиях что-то, что отличало эти партии от многих тысяч, играющихся ежедневно в турнирах и по Интернету. «Особенные шахматы» называлась посмертная статья мексиканского мастера Окампо Варгаса, посвященная творчеству Чепукайтиса, а голландец Херард Веллинг составил даже маленькую книжечку его партий.

Он рекомендовал собственные методы развития, иллюстрировал их своими партиями, расцвечивал все образными сравнениями и шутками, но тому, чем он обладал сам, научить, конечно, нельзя. Это то, чем поставил в тупик судью Савельеву в Дзержинском народном суде Ленинграда в 1964 году Иосиф Бродский, когда на вопрос – где, в каком именно институте он учился на поэта, будущий Нобелевский лауреат растерянно отвечал: «Я думаю… Это… Это от Бога…»

Шахматы сегодня исследованы настолько, что элемент игры и, как следствие, получаемого удовольствия от нее отодвинут куда-то далеко. Из своего игрового содержания шахматы, приобретя серьезность, растеряли очень многое. Для того, чтобы овладеть мастерством, требуются время и усидчивость: резко возросла роль научной составляющей игры. Во многих дебютных вариантах сегодня возможен строго единственный порядок ходов. Мы не можем знать, что будут представлять из себя шахматы даже через десять лет, тем более, в следующем веке.