Спроси у пыли

На крыльце появился владелец фермы — старик с белой коротко стриженной бородой. Он хромал и ходил с тростью. На меня собаки почти не обращали внимания. Они подбегали, обнюхивали мои ботинки и удалялись с важным видом. Это не означало, что я им не нравлюсь, просто они отдавали предпочтенье Камилле с ее безграничной нежностью и знанием собачьего языка. Я сказал старику, что мы хотели бы купить щеночка. Он спросил какой породы. Выбрать должна была Камилла, но она никак не могла решиться. Мы посмотрели нескольких малышей. Все они были очень трогательные, эдакие маленькие плюшевые шарики, невыразимо нежные. Наконец мы нашли то, что она хотела. Это был совершенно белый щенок колли. Ему еще не исполнилось и шести недель, и он был такой толстый, что едва мог ходить, Камилла поставила его на лапы, он сделал несколько неверных шагов, затем плюхнулся на бок и тут же заснул. Камилла предпочла этого недотепу всем остальным щенкам.

Я чуть не поперхнулся, когда старик сказал: «Двадцать пять долларов». Но мы все же взяли щенка, старик вручил нам его собачий паспорт. До машины нас провожала тоже совершенно белая мамаша-колли. Она озабоченно лаяла, предупреждая нас, чтобы мы были очень осторожны с ее чадом. Отъехав от ворот, я оглянулся — белая мамаша сидела на дороге, навострив уши, она провожала нас, пока мы не свернули на шоссе.

— Вилли, — сказал я. — Его зовут Вилли.

Щенок лежал у Камиллы на коленях и поскуливал.

— Нет, это Белоснежка, — заявила Камилла.

— Но это же женское имя.

— А мне все равно.

Я съехал на обочину и остановился.

— А мне не все равно, — сказал я. — Или ты назовешь его каким другим именем, или он возвращается к своей мамаше.

— Ну, ладно, — согласилась она. — Пусть будет Вилли.

Я был доволен. Мы не разругались из-за пустяка. Вилли уже помогал ей. Камилла становилась управляемой, она была готова прислушиваться к голосу разума. Нетерпимость ушла, и губы обмякли, явив обычный нежный изгиб. Вилли спал у Камиллы на коленях, посапывая и посасывая во сне ее мизинец. На южной окраине Лонг-Бич мы отыскали аптеку и купили бутылочку с соской и еще пакет молока. Как только Камилла поднесла ко рту щенка соску, он тут же открыл глаза. Он накинулся на молоко, как монстр. Камилла запустила пальцы рук в свои волосы, томно потянулась и сладко зевнула. Она была очень счастлива.

Дальше на юг. Мы катим вдоль побережья. Я не спешу. Мягкий денек, небо как море, море как небо. Слева золотистые холмы — золото южной зимы. Такой день не для разговоров, а для любования одинокими деревьями, песчаными дюнами и белыми камнями вдоль дороги. Страна моей Камиллы, ее дом — море и пустыня, бесконечные просторы и необъятное небо, и далеко на севере все еще виднеется бледный лик луны, отпечаток уходящей ночи.

Мы приехали в Лагуну еще до полудня. Еще два часа потратили, разъезжая по агентствам и осматривая дома, пока не нашли то, что нам было нужно. Теперь Камиллу все устраивало. Она была полностью поглощена Вилли. Где она будет жить, ее вовсе не волновало. Я выбрал дом с остроконечной крышей, огороженный белым забором и в пятидесяти ярдах от берега. Задний двор был устлан белым песком. Хорошая мебель, светлые портьеры на окнах и яркие акварели на стенах. Но больше всего мне понравилось, что в доме была одна комната на втором этаже. Ее окно выходило на море. Я мог поставить перед ним свою печатную машинку и работать. Господи, сколько бы я сотворил перед этим окном. Я бы просто смотрел в него, и идеи возникали в моей голове сами собой. Эта комната одним своим видом вдохновляла меня, я уже видел слова, предложения, заполняющие страницу за страницей.

Когда я спустился вниз, Камилла с Вилли вышла прогуляться по берегу. Я стоял в дверях и наблюдал за ними. Камилла склонилась над щенком, захлопала в ладоши и побежала. Вилли кувыркался позади, но его почти не было видно, слишком уж он был маленький и совершенно сливался с белым песком. Я зашел в дом.

На кухонном столе лежала сумочка Камиллы. Я открыл ее и вывалил содержимое на стол. Среди прочего хлама обнаружились две коробки из-под табака «Принц Альберт» с марихуаной. Я высыпал зелье в унитаз, а коробки выбросил в мусорное ведро.

Затем я вернулся на крыльцо, сел на ступеньку и, наслаждаясь теплым солнцем, стал поджидать Камиллу и Вилли. Было уже два часа дня, и я рассчитывал вернуться в Лос-Анджелес, забрать свои вещи, отказаться от комнаты в отеле и часам к семи вернуться назад. Я дал Камилле денег, чтобы она купила продукты и необходимые вещи. Когда я уходил, она лежала на террасе, подставив лицо солнцу. На ее животе, свернувшись калачиком, похрапывал Вилли. Я посигналил на прощанье, включил скорость и покатил в сторону шоссе.