Спросите Фанни

— Радикал, — бросила Рут, вернувшаяся с пятном густого оранжевого тонального крема на подбородке.

— А что такое радикал? — спросила Лиззи.

И Рут принялась рассказывать про различные политические группировки в Соединенных Штатах, про либералов и консерваторов, радикалов левого крыла и правого, организациях «Студенты за демократическое общество» и «Студенческий координационный комитет ненасильственных действий», антивоенное движение, Общество Джона Бёрча,^[19] Пэтти Херст^[20] и так увлеклась своей ролью оратора, что не заметила, как все вышли из комнаты, кроме Джорджа, который, обнаружив новую банку арахисового масла, сделал себе целую горку тостов и принялся намазывать их один за другим, уничтожая запас, который Лиллиан приготовила на следующую неделю.

* * *

Тем временем выборы приобретали напряженность, поскольку избирателей теперь интересовали не столько сексуальные скандалы, сколько ужасающая всех перспектива выдвинуть в Конгресс демократа. Оппонент Мюррея неустанно дискредитировал его пригодность к государственной службе. В каком-то году Мюррей не заплатил налог за дом (правда). Он действует от лица мафии (курам на смех). Он представляет интересы наркоманов (частично правда: однажды он защищал человека с зависимостью и устроил его в специализированную бостонскую клинику на лечение). Он объединяет фонды своих клиентов (ложь). Каждое обвинение требовало ответа, что отнимало у Мюррея время, которого и так не хватало даже на обсуждение серьезных вопросов.

О Лиллиан журналисты накопали еще больше грязи. «Юнион лидер» до нелепости раздул тот факт, что ее видели выходившей из нового отеля «Копли плаза» в Бостоне с пакетами из дорогих магазинов, намекая на мотовство и несоответствие стилю Мюррея, приближенному к «синим воротничкам». Это было несправедливо: просто мать повезла Лиллиан по магазинам в честь дня рождения — и они, черт возьми, покупали вещи только на распродажах. Другой репортер, вдохновившись этой историей, заметил, что однажды она запросила налоговую скидку в связи с использованием жилья под офис. На вопрос, каким бизнесом она занимается, Лиллиан ответила, что она писательница: «Хотите прийти посмотреть мой кабинет? Полюбоваться на стопку писем с отказами из издательств?»

Но к следующему вопросу она оказалась совсем не готова. Они сидели в кафетерии на Мэйн-стрит в Конкорде. Репортер открыл коричневый конверт и подвинул к ней через стол сложенную пожелтевшую газету. Это был экземпляр «Дэйли Гэмпшир газетт», на первой полосе которой красовалась черно-белая фотография любительского, но очень убедительного изображения Че Гевары, нарисованного на южной стене Торговой палаты Нортгемптона в штате Массачусетс. «Студенты колледжа Смит арестованы за вандализм» — гласила подпись, и в прилагаемой статье рассказывалось, как Лиллиан Холмс вместе с двумя другими студентами повязала полиция, когда они раскрашивали лохматую бороду кумира.

— Желаете прокомментировать? — спросил журналист.

— Да бросьте вы, — ответила Лиллиан. — Мне было двадцать лет. Почему вы не спрашиваете меня о помощи семьям с детьми-иждивенцами? Или о волонтерской работе в столовой для нищих?

— Ну и ну! — ернически покачал головой репортер.

— Идите ко всем чертям, — буркнула Лиллиан и потянулась за газетой, но собеседник быстро забрал ее.

— Вы признали свою вину? — поинтересовался он.

Собственно, по совету отцовского адвоката она действительно призналась во всем и была приговорена к четырем месяцам общественных работ и к оплате затрат на пескоструйную очистку стены.

— Интервью окончено, — сказала Лиллиан. — Пишите что хотите. Вот мое заявление: «Учась в колледже, я была подвержена многим идеям, часть которых можно отнести на счет юношеского идеализма. Я не поддерживаю и никогда не поддерживала коммунистический режим на Кубе». Всё. Вы довольны?

Репортер быстро заносил ее слова в блокнот.

— Я получил все, что мне надо, — произнес он.

— Очень хорошо, — Лиллиан встала, — тогда идите в жопу. — И она вихрем вылетела из кафетерия.

Когда она приехала домой, то уже успокоилась, но, увидев Мюррея, снова расстроилась: муж не знал, что ее привлекали к суду за вандализм. Мюррей и сам только что вернулся и переодевался наверху.

— Как прошло интервью? — спросил он, ослабляя галстук.

Лиллиан поведала ему о стычке с репортером.

— Погоди-ка, ты малевала портрет Че на стене Торговой палаты?

— Вообще-то это была фреска. — Она постаралась сдержать оттенок гордости в голосе. По ее мнению, фреска удалась на славу, особенно если учесть, что Лиллиан не художник.

— И тебя арестовали?

— Я заплатила штраф, — объяснила Лиллиан. — И оттрубила на общественных работах.

— Почему ты никогда мне об этом не рассказывала?

— Даже не знаю, — пожала плечами Лиллиан. — Прости.

У Мюррея выдался неудачный день. Пришли результаты нового опроса.

— Извинения не спасут меня на выборах, — возразил он. — Особенно теперь, когда люди узнают, что я женат на коммунистке.

— Я не коммунистка! — воскликнула Лиллиан. — И никогда ею не была!