Спросите Фанни

— А выглядит так, будто была, — сказал Мюррей. — Для некоторых кругов в этом штате Джо Маккарти живет и здравствует. Черт бы их всех побрал.

Когда он злился, уголки рта напряженно поднимались вверх, как у учителя начальной школы, и тогда муж казался Лиллиан совсем несимпатичным. Она постаралась убедить себя, что любой человек в гневе некрасив, но внутри у нее как будто щелкнул переключатель, и теперь она не могла вспомнить, почему вообще когда-то находила Мюррея привлекательным. (Хотя сейчас, наверное, и она его не особенно восхищала.)

Тут раздался стук в дверь. Мюррей чуть приоткрыл ее. Лиззи сообщила, что Джорджа вырвало хот-догами.

— Мы разговариваем, Лиззи, — ответил Мюррей. — Мама скоро придет.

— Он не добежал до туалета, — добавила Лиззи.

— Дай нам минуту, — сердито потребовал Мюррей.

Когда Лиззи ушла, Лиллиан села на кровать и обхватила себя руками.

— Мне надо было тебе сказать, — повторила она. — Еще в самом начале.

— Так почему же ты молчала?

Она попыталась представить свой образ мыслей в двадцать три года, когда она летом встретила Мюррея в юридической фирме. Видимо, она сочла тогда, что юный студент-юрист плохо о ней подумает. Но не могла же она предположить, что обстоятельства ее ареста догонят их в далеком будущем во время политической кампании.

— Не знаю, — сказала она.

Мюррей бросил на нее недовольный, но смягчившийся взгляд.

— У нас, конечно, не было вечера взаимных признаний, — заметил он. — И все же следовало понимать, что кто-нибудь может раскопать эту историю. Пока она не попала в газеты, нужно рассказать об этом детям. Прямо сейчас. Черт возьми.

В ужасном настроении после нахлобучки от мужа Лиллиан вышла из комнаты и отправилась в кухню, чтобы приготовить ужин. Они только что постелили на пол линолеум под кирпич; пока в доме суетились рабочие, распорядок дня у нее сбился. Лиллиан выложила пироги-полуфабрикаты на противень. Она злилась и на Мюррея, и на себя и боялась, что репортер упомянет, как она послала его в жопу. Тогда, памятуя еще и о случае на встрече с учителями, люди сделают вывод, что она привыкла сквернословить.

А ведь так оно и было на самом деле. И, откровенно говоря, сейчас она этим даже гордилась. Ей стоило бы вообще поменьше стесняться в выражениях.

Лиллиан добавила в тоник еще джина.

Когда все расселись за столом, получив по пирогу и пытаясь, не разломав, вытащить их из алюминиевых форм, Лиллиан поведала детям о своей сегодняшней выходке.

— Так держать, мама, — одобрил Дэниел.

— Хочешь сказать, что у тебя есть судимость? — настороженно спросила Рут и тут же добавила: — И мне придется писать об этом в заявлении о приеме в колледж?

— Ни в коем случае, — ответил Мюррей. — И не думайте, что это дает вам право выкидывать фортели, — проворчал он.

— Мне уже лучше, — сказал Джордж, из-за тошноты приговоренный к куриному бульону. — Можно мне пирога?

— Даже не думай, — отрезала Лиллиан: ей пришлось убирать рвоту, пока пеклись пироги, и она не собиралась после ужина заниматься тем же.

«Она их выпорола всех и загнала в постель».^[21]

Как оказалось, репортер «Юнион лидер» исхитрился связать с Че Геварой самого Мюррея. В газете опубликовали фотографию фрески Лиллиан под крупным жирным заголовком с именем Мюррея, и, если не вчитываться, складывалось впечатление, будто он сам нарисовал портрет Че буквально пару дней назад. Мюррей раздраженно сложил газету; Лиллиан снова обиделась; Дэниел купил себе экземпляр, чтобы принести его на урок обществознания; а Рут написала статью для школьной газеты о том, как ошибки молодости могут настичь нас двадцать лет спустя. Взносы в кампанию Мюррея резко упали, как и количество его сторонников по предварительным опросам. Лиллиан, которая копалась в памяти в поисках еще каких-нибудь проступков, способных (как указала Рут) настигнуть ее, была слишком занята, чтобы писать, и, конечно, когда в тот день она добралась до кабинета, сочла свою писанину за последний месяц никуда не годной: персонажи одномерные, рассказы слишком цветистые и почти бессюжетные. Она проклинала кампанию и поймала себя на мысли, что желает Мюррею проиграть, чтобы жизнь вернулась в привычную колею.

* * *

В первую субботу ноября, за четыре дня до выборов, помощники Мюррея запланировали большой митинг перед зданием Капитолия штата. Мюррей выразил пожелание, чтобы там присутствовали все члены семьи.

— Кампания почти закончилась. Никто больше не станет копаться в нашем прошлом, — объявил он.

— Не понимаю, каким образом мое присутствие на трибуне может повлиять на твоих избирателей, — ворчал Дэниел. Он стал таким обидчивым в последнее время. Лиллиан скучала по клоуну.

— Мы семья, — возразил Мюррей. — И держимся вместе.

— А можно мне сказать что-нибудь в микрофон? — спросила Лиззи.

— Кому надо выступить, так это мне, — заявила Рут. — Я, по крайней мере, знаю слабые места этой кампании.

— Если хочешь выступить — пожалуйста, — разрешил Мюррей.

— Правда? — Получив желаемое, Рут нервно заулыбалась.

— Конечно, — ответил Мюррей. — Напиши небольшую речь, минут на пять, и обсудим.