Спрут

- Тяжелые времена,- повторил он озабоченно,- да, да, вот именно. Может, дорога и впрямь переживает тяжелые времена, очень может быть. Понятно, всем нелегко. Я не совсем то хотел сказать. Я хочу, чтоб все было по справедливости. Мы пользуемся железной дорогой и должны платить ей так, как она с нас требует, будь то хороший год или плохой, потому что других дopor в нашем штате все равно нет. То есть, когда я говорю, что других дорог нет, это еще не значит, что она единственная дорога. Конечно, есть и другие. Есть еще Д.П., и М., и Сан-Францисская, и Северо-Тихоокеанская, которая идет до Юкайи. У меня в Юкайе свояк живет. Там не очень-то хлебные земли, хотя кое-какую пшеницу они сеют, насколько я припоминаю. Но это уже слишком далеко на север. Конечно, посевные площади там невелики. Шестьдесят тысяч акров от силы во всем округе, и то включая ячмень и овес. Да и того нет, пожалуй, ближе к сорока тысячам. Точно не помню. Тому уже много лет. Я…

Но Энникстер, потеряв всякое терпение, перебил старика, обратившись к Дженслингеру.

- Чепуха! Конечно, дорога должна продавать по два пятьдесят! - вскричал он.- У нас договор есть.

- Что ж, действуйте в соответствии с ним, мистер Энникстер,- ответил Дженслингер многозначительно. - Раз уж у вас есть договор. Но смотрите в оба.

Вскоре после этого Дженслингер уехал. Вошел китаец-слуга и стал накрывать на стол.

- Как по-вашему, что он хотел нам сказать? - спросил Бродерсон после ухода Дженслингера.

- Относительно земли? - ответил Энникстер.- Понятия не имею. Просто что-то в голову взбрело. У нас же на руках проспекты, где их условия напечатаны

черным по белому. Это и есть обязательство.

- Что касается обязательств,- пробормотал Бродерсон,- то железной дороге они, как правило, не помеха.

- А где же Остерман? - спросил Энникстер, сразу меняя тему разговора, словно считал, что говорить тут больше не о чем.- Неужели этот кобель вовсе не приедет?

- А ты звонил ему, Пресли? - спросил Магнус. Пресли взял «Принцессу Натали» на колени и поглаживал ее по длинной блестящей шерсти; кошка от удовольствия сощурила глаза, так что остались лишь две узенькие щелочки, и отрешенно месила лапками плисовые брюки Пресли.

- Да, разумеется,- ответил Пресли.- Он обещал быть.

И как раз в этот момент появился Остерман.

Это был еще молодой, но уже заметно лысеющий человек. У него были большие красные и к тому же торчащие уши; рот тоже большой - длинная горизонтальная прорезь под самым носом, скулы, обтянутые смуглой, красноватой кожей, несколько выдавались. В общем, лицо клоуна, исполнителя комических куплетов, человека, всегда готового пошутить, подурачиться, который за словом в карман не лезет. Однако сельское хозяйство мало его интересовало, и все управление ранчо он свалил на управляющего и надсмотрщиков, сам же жил в Боннвиле. Большой щеголь и позер, Остерман любил порисоваться и быть всегда на виду, постоянно старался произвести впечатление и привлечь к себе внимание. Человек он был довольно энергичный, но энергию свою растрачивал по пустякам, совершенствуясь в каких-то никчемных областях деятельности, гоняясь за модой, и по-видимому, был неспособен долго задержаться на чем-то одном. То он увлекался фехтованием, то жонглерством, то стрельбой из лука. Целый месяц убил на то, чтобы научиться играть на двух банджо одновременно, а потом вдруг забросил это занятие и увлекся тиснением по коже, смастерил великое множество кошельков, спортивных поясов и шляпных лент, которые затем раздарил знакомым барышням. Он стремился жить так, чтобы не наживать себе врагов; многие его любили, но мало кто уважал. Знакомые называли его «этот кобель Остерман» или «этот дуралей Остерман» и постоянно приглашали отобедать. Он принадлежал к породе людей, которых невозможно игнорировать, хотя бы из-за их шумливости. Совершенно неизменно было в нем стремление всех удивить; он умудрялся каким-то образом распускать среди знакомых необыкновенные истории, главным героем которых оказывался сам - словоохотливый, забавный, вездесущий, балагур и рассказчик анекдотов с неиссякаемым запасом их.

Можно не сомневаться, что Остерман всегда сидел по уши в долгах, но относился он к этому философски. В предыдущем году у Бермана были его закладные чуть ли не на треть урожая, и в качестве процентов этот ростовщик выжал из него изрядную сумму. Несмотря на это, Остермана с Берманом не раз встречали гуляющими под руку на улицах Боннвиля. Остерман имел обыкновение похлопывать Бермана по жирной спине, приговаривая:

- Ты парень хоть куда, хоть и наел себе брюхо прямо-таки непотребное! Верно я говорю?

В тот момент когда Остерман входил с веранды, оставив на вешалке свой кавалерийский плащ и мокрую шляпу, в дверях появилась миссис Деррик. Рассыпаясь в любезностях, Остерман поздоровался с ней.

- Я на минутку,- сказала она, приветливо улыбаясь мужчинам и обводя их наивным, вопрошающим нзглядом красивых карих глаз.- Зашла поздороваться и выяснить, все ли у вас тут есть.