Спрут

Полицейский, стоявший у ящиков, полных рыбы, отодвинул рукой верхний слой мелкой рыбешки, и под ней обнаружились аккуратно уложенные рядами здоровенные рыбины. Полицейский взял одну из них и продемонстрировал Альтеро: Рыба была выпотрошена и вместо внутренностей вложен целлофановый мешочек с каким-то мучнистым порошком. Это был морфин, очевидно, приготовленный к отправке в подпольные лаборатории, где его перерабатывают в героин. Другой полицейский обнаружил на носу баркаса спрятанные под обшивкой еще несколько подобных мешочков, но гораздо больших по размеру.

* * *

То, чего опасался старик прокурор, действительно начало происходить в точности так, как он и предвидел: вследствие проверок, конфискаций, закрытия стройплощадок остановилась работа некоторых предприятий, А владельцы подвергшихся проверке фирм раздували недовольство рабочих, оставшихся без заработка. Глава строительной фирмы Беллеми пошел еще дальше. Как только он учуял, что проверка коснется и его, он сразу же захлопнул ворота, оставив на улице десятки каменщиков и подсобных рабочих.

— Я не могу работать, когда у меня под ногами мешаются эти шпики! — заявил он. — Я закрываю дело навсегда и уезжаю с Сицилии.

— Но прежде чем уедете, — спросил вызвавший его к себе Каттани, — не смогли бы вы ответить на парочку интересующих меня вопросов? Вы погасили задолженность банку по предоставленному вам кредиту одним чеком на сумму в триста миллионов лир, подписанным Джельсомино [По-итальянски — жасмин] и с указанием о снятии со счета некоего Джузеппе Куттоне.

— Да, это мой двоюродный брат. Мы с ним компаньоны.

— Имеются два других чека: один на четыреста, другой на шестьсот миллионов. Оба подписаны все тем же таинственным Джельсомино и содержат распоряжение о зачислении этих сумм на счет Куттоне. Вы могли бы уточнить мне, кто такой этот Джельсомино?

— Я?.— пожал плечами подрядчик. — Об этом надо спросить у Куттоне.

— А он где находится?

Беллеми ответил с насмешливой улыбкой:

— Ниша в колумбарии номер девяносто семь, господин комиссар. Отдал богу душу на, прошлой неделе. — И, широко разведя руками, добавил: — Что поделать, такое невезенье!..

* * *

Только теперь Каттани начинал понимать, что имел в виду прокурор, когда сказал: «Надеюсь, что не окажу вам дурную услугу». Комиссар ощущал скрытую, но несомненную враждебность, люди держались с ним по-другому, чурались, избегали его. Постепенно, быть может неосознанно, распространялось чувство неприязни к комиссару. Кто по исконному недоверию к полиции, кто из корыстных побуждений, но, как это ни парадоксально, большинство населения города начало симпатизировать виновникам преступлений — в них видели порядочных людей, подвергшихся несправедливому преследованию.

Мальчишка-бармен, у которого он каждое утро пил кофе, в тот день подал ему чашку, чуть не швырнув в лицо. А когда Каттани положил на стойку пару монеток на чай, тот брезгливым жестом отказался от них.

— Скажи-ка, — нахмурившись, спросил комиссар, — что с тобой происходит?

— Я не желаю брать от вас чаевые.

— Почему же?

— Потому что из-за вас мой отец остался без работы. Вы велели опечатать стройплощадку, где он работал каменщиком.

Каттани счел нужным дать объяснение.

— К сожалению, эта стройка финансируется за счет доходов от торговли наркотиками.

— Наркотики, наркотики... Что ты нам морочишь голову? Ты у нас отнимаешь кусок хлеба, а вовсе не наркотики!

— Значит, по-твоему, я должен сидеть сложа руки?

— А я почем знаю? Если торговля наркотиками дает людям жить, так и ладно, не к чему ей мешать.

Комиссар понял, что продолжать этот разговор бесполезно.

* * *

Он вновь уселся за банковские документы. Сравнивал один текущий счет с другим, искал аналогий в финансовых операциях. Например, некоторые из них в точности повторялись в добрых двух десятках текущих счетов. Что это означает?

Обнаруживалось, что с текущих счетов снимались огромные суммы. Точно через четыре месяца они возвращались на. те же счета, почти удвоившись. Сравнив между собой более двадцати подобных счетов, комиссар смог установить, что деньги снимались с них в один и тот же день, а потом возвращались на все эти счета тоже одновременно — все записи имели одинаковую дату.

Когда Каттани потребовал объяснений от одного из владельцев этих счетов, то услышал в ответ: «Вы уж не сердитесь, но у меня сейчас не в порядке с головой. Врач сказал, что у меня нервное истощение и мне нельзя волноваться».

Все глубже изучая механизм этих денежных операций, комиссар установил, что все суммы, снятые с двух десятков счетов, были затем перечислены на два других счета — один на имя «Джельсомино» — Жасмина, другой на имя «Папаверо» — Мака. Используя эти два условных имени, капиталы вынимали из банка; они возвращались умноженные, четыре месяца спустя, для чего хозяева Жасмина и Мака осуществляли обратную операцию: вносили возросшие суммы и распределяли их по тем двадцати счетам, с которых их сняли.