Спрут

— Знаете, что я вам скажу? Мафия совершает, так сказать, превентивные убийства. Она отправляет на тот свет, когда должна помешать кому-то предпринять что-либо такое, что для нее представляет опасность. В моем случае она упустила подходящий момент. Теперь уж слишком поздно.

— Не стройте иллюзий, — тяжело вздохнул Альтеро. — Эти люди никогда не прощают. Рано или поздно они найдут способ с вами расквитаться.

* * *

Напротив полицейского управления находилась кондитерская, где продавали очень вкусные миндальные пирожные. Паола их обожала. И в тот вечер отец решил порадовать ее любимыми сластями. Лил дождь, и дул холодный, пронизывающий ветер. Как доберусь домой, сразу залезу под одеяло, думал Каттани.

Он медленно вел машину в по-вечернему оживленном транспортном потоке. Дождь, бивший в лобовое стекло, вызывал у него раздражение. Некоторые участки улиц превратились в настоящие озера. Насколько Южная Италия сказочно красива при солнце, настолько она невыносима в непогоду.

Через несколько минут он доехал до дома. Вбежал в подъезд и вызвал лифт. Тщательно вытер ноги о коврик, прежде чем повернуть в замке ключ. В передней горел свет, но квартира казалась погруженной в полную тишину. Странно.

— Паола! — позвал Каттани. Никакого ответа.

Комиссар распахнул дверь комнаты дочери.

— Где ты?

Телевизор был выключен. Ванная пуста. Сердце у Каттани билось все сильнее. Комиссар положил сверток с пирожными на стол и ослабил узел галстука. Он почувствовал, как от желудка поднимается вверх горячая волна, захлестывает все тело, бьется и стучит в висках. Он ухватился за последнюю надежду: может, Паола решила пошутить и спряталась? Он заглянул под кровать — и там пусто.

В передней зазвонил телефон. Каттани бросился к нему и снял трубку. То, что он услышал, было так ужасно, так невероятно, что он окаменел.

— Твоя дочь у нас, — объявил мрачный голос. — Слушай внимательно: никому об этом ни слова, ни намека. Никому. Понял? Иначе твоя дочь умрет, и это будет мучительная смерть. Мы сами свяжемся с тобой.

В трубке раздался щелчок. Разговор был окончен. Но у комиссара в ушах еще звучал, словно бил молотом по черепу, этот голос. Он крепко сжал зубы. Ноги почти не держали его. Он еле добрался до дивана и тяжело на него опустился.

«Спокойно, спокойно, — продолжал он повторять, пряча в ладони лицо. — Я должен сохранять полное спокойствие, чтобы справиться с этим делом. Должен сохранять полное спокойствие, чтобы спасти мою девочку».

Он плеснул на дно бокала немного коньяку и выпил залпом. Значит, они все-таки придумали способ перебить мне хребет, подумал он. И это им действительно удалось.

* * *

Теперь он должен был хорошенько вбить себе в башку, что стал другим, не таким, как прежде. Человек, раненный так, как он, превращается в дикого зверя, у которого отняли детенышей. Или становится агрессивным и разит всех без разбора. Или же делается сговорчивым, прячет когти, и каждый проглоченный кусок ему горек, как желчь. Что я могу сделать? Этот вопрос вновь и вновь вставал в измученном мозгу комиссара. Ничего, абсолютно ничего не сделать: попал в положение, в котором вынужден подчиняться шантажу.

Он провел ночь на этом диване, даже не сняв ботинок. Если ему и удалось забыться беспокойным сном, то не больше, чем на час-другой. Все тело у него болело и ныло. Но он сразу же подскочил, услышав телефонный звонок.

— Здравствуй, — услышал он голос жены.

— Ах, это ты. Привет.

— Я хотела узнать, как чувствует себя Паола. Пожелать ей доброго утра прежде, чем она уйдет в школу,

Так как он молчал, Эльзе закричала в трубку:

— Алло! Коррадо, ты меня слышишь?

Он попытался придать голосу спокойствие.

— Да, да, слышу. Паола в порядке. Знаешь, у нее завелись подруги. Она уже вторую ночь ночует у своей одноклассницы. Ей полезно побыть в компании.

— А сам ты как? По-моему, не в духе.

— Да нет, просто немного устал. Работа заела. Но он ее, кажется, не убедил.

— Тебе что, неприятно говорить со мной?

— Нет, с чего ты взяла? — ответил Каттани. Он говорил, стоя с закрытыми глазами, прислонясь к стене. — Дело в том, что я сейчас жду важного звонка с работы и нельзя занимать телефон,

—Ах, прости, пожалуйста, — извинилась она, — поговорим в другой раз.

Каттани открыл жалюзи на окнах. Дождь перестал, день обещал быть солнечным и ясным.

На этот раз, когда зазвонил телефон, Каттани был рядом с аппаратом и снял трубку с первого звонка.

Тот же голос произнес:

— Ну так что же ты решил, легавый?

— Чего вы хотите?

— Прежде всего ответа на один вопрос. Мы хотим знать, готов ли ты выполнять все наши требования,

Каттани потер опухшие глаза.

— Да, — сказал он, — согласен.

В голосе, звучащем в трубке, послышались издевательские нотки:

— Молодец. Вот так-то, будь паинькой. Слушай внимательно, черт тебя подери. Сейчас ты отправишься к себе в контору и будешь себя вести как ни в чем не бывало. Продолжай давать приказы этим бездельникам, которые работают с тобой. Но помни, что с этой минуты приказы — я имею в виду важные приказы — будем отдавать мы.

— Что с дочерью? Где она?