Спустя вечность

Если отец не мог или не хотел кого-то видеть, маме приходилось выручать его, а, как я уже сказал, это порою бывало весьма сложно. Но когда приезжал Вильхельм Краг, она только радовалась обществу своего бывшего директора театра. Ведь это он однажды свел моих родителей в Национальном театре, став таким образом косвенной причиной брака, имевшего известные литературно-исторические последствия. Мама очень ценила Крага, с ним она могла вдоволь поговорить о театре — вообще-то в нашем доме театр редко становился предметом бесед.

Я был еще совсем крохой, когда Краг, приезжая в Нёрхолм, неизменно обещал подарить мне финский нож. К сожалению, я так и не получил его, добрым намерениям Крага помешала его забывчивость, а я постеснялся напомнить ему об этом обещании. Его сын Пребен был моим хорошим товарищем, мы дружили с ним до самой войны.

Пребен гостил у нас в Нёрхолме, и я, в свою очередь, за год до смерти Вильхельма Крага, провел летом незабываемую неделю у них в Ню Хеллесунне с катанием на лодке и ловлей губанов в проливе среди отвесных скал.

Тогда же Краг написал маленькую книжку, ставшей его последней. «Сверкающий белый парус». Мне она показалась прекрасным лирическим путешествием в навеки исчезнувшее прошлое. Я позволил себе сказать об этом Крагу, который отмахнулся от моих слов. Это написано только ради денег — так, ничего особенного. Но, думаю, ему было приятно, что молодой человек, сын его друга юности, высоко оценил эту книгу.

Вильхельм Краг был не только автором популярных и веселых песен о Сёрланне. Я знаю, что отец несколько лет был его доверенным лицом, когда жизнь отвернулась от Крага, и этот грустный лирик написал свои самые замечательные стихи, и знаю, как не хватало моим родителям его приездов в Нёрхолм, когда Вильхельма Крага не стало.

Господи, ну что же это они все умирают!

Я до сих пор слышу это восклицание, когда отец получал очередное печальное письмо или читал очередной некролог в газетах, оно звучало как горестный протест против неотвратимого опустошения в рядах старых друзей и знакомых.

Однажды ему позвонил Ханс Онрюд ^{40}и сказал, что хочет приехать. Он был не намного моложе отца, однако у него были еще темные волосы и выглядел он моложаво. Его рассказы для детей «Сидсель Сидсерк» и «Сёльве Сульфенг» были среди тех произведений, которые отец читал нам перед сном и которые он называл «полезным и веселым чтением для детей». Помню, что он повторил это и тогда, когда мы зашли к ним, чтобы поздороваться с автором.

Вообще-то, мы далеко не всегда сближались с людьми, которые выныривали из незнакомого нам отцовского прошлого. Я почти не запомнил близкого друга отца Сигурда Бёдткера ^{41}— его визит к нам был очень коротким. По-моему, к нему единственному отец обращался за советом и допускал его до своей работы. Я видел отрывок со следами «когтей» Бёдткера, — ничьих других когтей там просто не могло быть, я имею в виду рукопись «В тисках жизни» ^{42}до того, как она была отправлена в издательство. Кроме того, Бёдткер, в отличие от отца, был большим знатоком театра. Театр был крепостью, которую отец так и не сумел завоевать, между ним и жанром драмы всегда стояла стена.

Как известно, отец не любил журналистов определенного толка. Я перескачу на несколько лет вперед и приведу черновик одного из многих хорошо написанных и сердитых писем, которое на этот раз было адресовано не в Данию, а редактору газеты «Тиденс Тегн» Ролфу Томмессену. Поводом послужила изобилующая событиями поездка на машине, которую вела мама.