Тогда он часто дрался с одним мальчишкой - сыном кузнеца. Сильным и задиристым пареньком, державшим в страхе всю шпану своих лет и младше. Родителям с братьями было не до его детских проблем, потому побои приходилось сносить покорно. Или убегать, если имелась такая возможность. Однажды, подловив Словена на деревенской околице, сын кузнеца с дружки вознамерились вволю повеселиться. Хулиганы окружили его у старого вяза и принялись обзываться, кидаясь мелкими камушками.
Он горько рыдал от столь злой несправедливости. Ребёнку казалось, что он сейчас умрёт. Его слёзы только больше раззадоривали драчунов.
Но потом вместо слёз, откуда-то из глубины в Словене поднялась волна жгучей ненависти. Подхваченный ею, он перевёл свой страх и боль на своих обидчиков. Слёзы мигом высохли, а глаза полыхнули самым настоящим огнём. Мальчишки того не заметили. Лишь когда не по-детски разъярённое лицо Словена с оскаленными зубами и разбитой бровью, кровь из которой вымазала ему щёку и ворот рубахи, обратилось на них, они перестали швырять камни.
Они попытались убежать. И тогда он ударил.
Ребёнок не понял, как это получилось. Он просто собрал всю скопившуюся ненависть в один незримый камень и бросил им в своих врагов, как до этого они бросались в него. И этот "камень" стал зримым - размытое пятно, сорвалось с его руки. Хулиганов подкинуло в воздух и расшвыряло далеко в стороны. Двое из них, к великому своему счастью, отделались лишь испугом и обмоченными штанами. А вот непутёвый сын кузнеца сломал ключицу и самостоятельно подняться с земли не смог. До самой старости боль в предплечье после тяжёлого дня будет напоминать об ошибке, совершённой, когда он был ещё глупым мальцом, и едва не стоявшей ему жизни.
Но это будет потом. А пока до смерти перепуганные мальчишки, спотыкаясь и скуля, тащили своего главаря прочь от случившегося с ними ужаса. До самой деревни никто из них не осмелился оглянуться.
Словен же с окровавленным лицом и пылающим взглядом стоял, не двигаясь. Страха не осталось. Было лишь чувство пьянящего торжества и большая усталость, от которой слипались глаза. Он не представлял, что произошло. Но это сделал именно он. И Словен был доволен.
Сухой вяз за его спиной пылал, охваченный огнём от корней до макушки, будто в него ударила молния, хотя на небе не виделось ни облачка. Жар огромного костра жёг спину и наполнял душу незнакомым доселе ощущением собственного превосходства. Огонь был снаружи, и огонь был внутри него. Отныне и навсегда.
Конечно, поднялся переполох. Словена обвинили в запрещённом колдовстве. Его мать едва не сожгли, как ведьму, а вступившегося за них отца избили до полусмерти (в том особо усердствовал деревенский кузнец) и посадили под замок. Для ребёнка те три дня непонимания происходящего были подобны концу света.
Прослышав о странностях, в их глушь из города приехали двое магов-изыскателей. Они-то мигом разобрались во всём. Успокоили волнение, а затем увезли напуганного, безостановочно плачущего Словена с собой. Родители, с которых сняли все обвинения в связях с тёмной силой и которым выплатили огромное по деревенским меркам вознаграждение за то, что ребёнок покидает их, были не против. Даже мать. У её сына обнаружился магический дар завидной силы, о чём на общей сходке и объявили приезжие. А жизнь чародея была несоразмерно предпочтительнее жизни бедного крестьянина. Да никто из них и не рискнул бы перечить орденским магам.
Тогда первый и самый короткий из этапов его жизни подошёл к неожиданному завершению. Но на смену ему уже спешил следующий. Мальчику Словену - будущему известному учёному, а с недавних пор и архимагу - предстояло постичь науку волшбы. И его обучение до сих пор не было окончено, оно только-только переходило на высший из возможных уровней.
...Словен очнулся от случившегося наката, как он называл подобные минуты выпадения из реальности. Старик чуть улыбнулся, вспомнив, с каким выражением безмерного удивления смотрели на него деревенские - аккуратно причёсанного, в новой мантии со значком ученика столичной Академии Высшего Магического Искусства - когда он, спустя десять лет, впервые приехал погостить в родные края. Даже мать не сразу узнала его. И как же она постарела за время, что он провёл на чужбине и куда должен был вскоре вернуться. Ведь теперь его дом был там.
Вместе с улыбкой одинокая слеза проложила себе дорожку на щеке чародея.
Но хватит витать в облаках! Что это он, в самом деле, то и дело стал погружаться в какую-то немощную полудрёму. Ему разве нечем заняться?
"Вот и займёмся", - сказал он себе мысленно. Нарушать тишь пустующих комнат казалось чем-то неправильным.
Ужин съеден, Розалина утром приберётся. Словен нетерпеливо потёр ладони. Его ждут дела. Эксперимент! Пламя в стоящей перед ним лампе задрожало. В накрепко запертом доме повеяло тёплым ветром. Давно он не позволял себе столь вольного обращения с даром. Берёгся. Но теперь пора вынужденного воздержания минула.
От влажной одежды потянуло паром, не прошло и минуты, как та высохла. И не нужно никаких переодеваний.