Спутник «Шаг вперед»

Смена начиналась. В спинах скваммеров распахивались дверцы. Люди исчезали в них. Массивные скваммеры заглатывали их, медленно, сыто захлопывали дверцы, удовлетворенно встряхивались и неторопливо, вразвалку уходили к выходной камере. В зале становилось все просторнее.

Кедрин вздохнул, заглянул в открытую дверцу. В скваммере царили сумерки. Он потрогал холодную металлическую броню.

— Пластмассовый был бы теплее, — сказал он.

— Да, — откликнулся еще не закрывший дверцы Гур. — Но в пространстве, в мире излучений, пластики разрушаются куда быстрее. Здесь металл надежнее. В пространстве нужна не только крепость, но и выносливость.

«Не только скваммерам», — подумал Кедрин. Он влез в отверстие. Дуглас и Холодовский уже захлопнули дверцы, теперь скваммеры были ими, и в знак этого они подняли верхние «руки», прощаясь. Вслед за ними тронулся Гур. «Что ж, — подумал Кедрин, — как и любые другие, все загадки спутника оборачиваются просто следствием неизвестных или выпавших из виду закономерностей. Все объясняется. И то, почему погиб Андрей, тоже объяснится. Но, может быть, прав этот Велигай и ключ к разгадке смерти Андрея он найдет здесь, в пространстве?»

— Не отставай… — На пороге шлюза Гур высунулся из дверцы. — Не забудь включить связь в шлюзе.

— Не забуду, — сказал Кедрин.

Он не забыл. Индикатор связи замерцал в шлеме, как близкая зеленая звезда.

Скваммер ступил из выходного шлюза в пространство. Так ступают за борт парашютисты: только в пространстве человек не падает и Земля не приближается стремительно к нему. Она остается такой же далекой, хотя и хорошо видимой. На ней так много хорошего… Но нет времени думать о ней, если ждут люди и ждут звездные корабли.

Монтажники быстро удалялись в рабочее пространство, уменьшались, растворялись в темноте. Кедрин остался один. Нет, один он еще плохо чувствовал себя в пространстве. Что за отвратительное ощущение — один в бездне! Хоть полезай обратно в спутник… Нет. Нет!

— Где вы там? — спросил Кедрин.

Он ждал знакомых голосов. И голос, ответивший ему, был знакомым. Но это не был голос никого из трех монтажников Особого звена. Это был другой голос, и Кедрин резко повернул голову, словно бы безмятежно-спокойное лицо оказалось здесь, рядом, и ясные глаза знакомца взглянули, как всегда, наивно и чуть удивленно.

— А, это ты, Кедрин? — сказал голос. — Рад слышать тебя в пространстве. Ты разворачиваешься назад, Кедрин? К спутнику? Ага, понимаю — ты еще не вполне владеешь гирорулем. Отверни его назад, Кедрин, отверни его.

— Черт! — сказал Кедрин. — Это капризная вещь, Велигай, гироруль.

Он включил ракету. Скваммер быстро забрал ход. Рабочее пространство текло навстречу, как всегда навстречу нам течет время, и нам всегда дано плыть лишь против его течения. Вот почему время сравнивают с рекой, хотя оно гораздо более сродни космосу: оно так же всеобъемлюще, и недаром лишь в пространстве— времени существует все, что мы знаем. Но если пространство — океан, то время — течение этого океана; странное течение — всегда встречное, никогда не попутное. И поэтому только тот ощущает и в конечном итоге побеждает его, кто борется с этим течением всегда, везде. Только в такой борьбе исчезает все лишнее и остается то, что должно остаться.

Лишнее отпадает, как мельчайшие частички вещества отпадают в процессе приработки заново вложенной детали ко всему механизму — приработки, в результате которой час за часом, день за днем все больше становится площадь взаимодействия, все ровнее и точнее — движения. Но это детали — это не люди. Даже не очень опытный специалист с первого взгляда определит, подойдет ли взятая часть к целому, встанет ли на свое место, войдет ли в зацепление с соседними деталями механизма, и если не подойдет — решительно отложит ее в сторону. Причем чем сложнее механизм, тем точнее должна деталь соответствовать заданным размерам. Если же речь идет не о механизме, а о коллективе, состоящем из людей, то здесь мы встречаемся с обратной закономерностью: чем больше и сложнее коллектив, тем меньше может вначале соответствовать тот или иной его член требованиям. Начиная с определенной стадии, коллектив сумеет переформировать и подчинить своим требованиям даже человека, казалось бы, вовсе неподходящего. И если экипаж звездного корабля, состоящий из немногих людей, подбирается с привлечением последних достижений психологии и не один и не десять дней изучается каждый, то люди Звездолетного пояса, в котором население спутников исчислялось тысячами, могли позволить себе роскошь взять обыкновенного человека на приработку. Мощь многолюдного организма не подводила даже в одном случае из тысячи.