Спутники Волкодава

В дальний путь отправился мой душевный друг.
В лунном свете мертвенном тонет все вокруг.
Одинокий всадник скачет средь полей,
Одиноко девице в горнице своей,
Одиноко чайка реет над водой —
В дальний путь уехал друг душевный мой…

Над пустыней мира — купол-небосвод,

В крышку склепа врезан звездный небосвод.
Голос птицы сорван, не поет — кричит.
По щеке слезинка за слезой бежит.
Плеск волны унылый, парус вдалеке,
Все напоминает о моей тоске.

Хоть бы ветер дунул, хоть бы грянул гром,

Поразил печаль мою молнии ножом.
Но безмолвно небо и горчит вино,
У кувшина верного обнажилось дно.
Сердца одиночество — самый злой недуг…
В дальний путь отправился мой душевный друг.

Менучер прислушался к слабому эху собственного голоса, затихающему под сводами купальни, и со всего размаха ударил кулаком по воде.

— Получилось! Клянусь Богиней, здорово, не будь я шадом!

Он вылез из бассейна и, наскоро обтерев руки, присел к столику с заранее приготовленными принадлежностями для письма. Право же, если бы даже Азерги ничем перед ним не провинился, уже ради одного этого стихотворения его следовало бы отправить в дальний-дальний путь.

15

Войско мятежников было в дневном переходе от Шиллаки, когда дозорные Найлика привели сухощавого юношу со странными, не часто встречающимися в Саккареме светло-голубыми глазами. Задержанный заявил, что должен немедленно передать Тайлару Хуму вести из Мельсины, и после непродолжительных колебаний командир разведчиков отправился на розыски комадара. Где-то он уже видел эти пронзительные холодные глаза, гонцы мятежников сновали по всему Саккарему и далеко не каждого из них Найлик знал в лицо. К тому же Тайлар раз и навсегда наказал своим командирам, что каждый, кто хочет говорить с ним, — вне зависимости от рода и звания — должен быть доставлен незамедлительно.

Обычно комадара желали видеть, чтобы обратиться с жалобами на несправедливости, и, далеко не всегда будучи в состоянии помочь просителю, Тайлар тем не менее терпеливо выслушивал каждого. Юноша со светло-голубыми глазами не производил, однако, впечатления обиженного, ищущего управы на своих притеснителей, в чем Найлик убедился, едва только задержанный обменялся с комадаром несколькими фразами.

Известия, принесенные голубоглазым, были первостепенной важности, поскольку, хотя войско и продолжало двигаться к Шиллаке, гонцы, начавшие сновать от отряда к отряду, неопровержимо свидетельствовали, что грядут какие-то серьезные события. Что именно задумал Тайлар, командиры должны были узнать на совете, однако полученный Найликом лично от комадара приказ собрать три сотни лучших верховых и быть готовым к дальнему переходу, заставил глаза разведчиков блистать, а ноздри раздуваться в предвкушении горячей скачки, за которой должна была последовать жаркая схватка. Похоже, отряд, который поручено было сформировать Найлику, намеревался возглавить сам комадар, а уж если он решил покинуть основную часть войска, причина для этого должна была быть из ряда вон выходящей.

Командиры отрядов начали собираться в приречной деревушке сразу же после полудня. Найлик распорядился, чтобы к появлению их на низких, по обычаю восточного Саккарема, столах деревенской харчевни были выставлены кувшины с охлажденным вином и приготовлена кое-какая снедь. Лично проследить за исполнением отданных приказов он не мог, но Ичилимба справилась с порученным делом наилучшим образом. Приветствовав Найлика легким поклоном, одетая в широкие шаровары и полностью скрывавшую очертания фигуры рубаху, девушка отдала последние распоряжения двум хлопотавшим по хозяйству рабыням и принялась рассаживать подъехавших к харчевне командиров, на ходу обменивавшихся догадками по поводу того, что задумал Тайлар на этот раз.