Спутница по июньской ночи

– Доченька, ты не замерзла? – обеспокоенно спрашивает мама. Она уже гладко причесана, со слегка подведенными ресницами – красивая, строгая, какой бывает по вечерам на экране телевизора.

– Настенька, девочка, умывайся и садись за стол, – Аглая Федоровна доброжелательно смотрит на нее крупными, бесцветными со сна глазами. – Сейчас будем завтракать.

– Утром заходит в магазин один мужик и спрашивает, – начинает очередной анекдот Феликс…

Дрова в печке прогорели, и теперь она дышит ровным, устойчивым теплом. В комнате слегка пахнет угаром – от пролившегося на плиту жира. Хорошо бы сесть теперь на низкую скамеечку, привалиться спиной к теплому обогревателю и немного почитать Фенимора Купера. Представить себя на месте изящной и смелой Мэйбл Дунхен и избрать себе в спутники, конечно же, не Джаспера Уэстерна, а великодушного и доброго Следопыта, быть ему женой и дочерью одновременно, спасти его от старости… Как все было бы хорошо! Они бы поселились в большом двухэтажном доме на берегу Онтарио и по вечерам разжигали в гостиной большой камин…

– Доченька, иди кушать.

– Я не хочу.

– Как же – не хочешь? – всполошилась Аглая Федоровна. – Завтрак – не мамина прихоть. Завтракать надо обязательно, это непреложное условие для всякого, кто хочет сохранить свой желудок в здоровом виде…

– Аглая Федоровна права, – рассеянно поддержала подругу мама.

– А вы знаете, как солдат генералу яичницу жарил? – ухмыльнулся Феликс, разливая в фужеры сухое вино. – Он, значит, спрашивает генерала: вам яичницу приготовить или глазунью? Генерал глаза вытаращил: а какая, мол, разница? Да такая, говорит солдат, что когда глазунья – берут яйца и бьют о сковородку. А вот когда яичница – наоборот…

Завтрак проходит в неспешных разговорах, необязательных репликах, крутящихся все вокруг одного – предстоящей лыжной прогулки. Но уже ни у кого нет вчерашнего подъема, никто не горит желанием поскорее разделаться с завтраком и встать на лыжи. Даже Аглая Федоровна как-то сникла и стали заметнее мелкие морщинки в уголках ее глаз. Отец же и вообще неуверенно заметил:

– А я, собственно, хотел сегодня полистать журналы…

Но тут мама неожиданно категорично заявила:

– Эрик, в таком случае я тоже не иду не прогулку.

– Ох, уж эти мне прогулки, – тяжело вздохнул отец и пошел наверх переодеваться в лыжный костюм.

X

Неумело размахивая палками, последним по лыжне уходит отец. Настена некоторое время медлит у калитки, а потом круто разворачивается в сторону леса.

Под грузом выпавшего снега отяжелели и сникли лапчатые ветви кедров. Густые вершины вечно моложавых пихт и елей оделись в пушистую кухту. А тонкие и ломкие на вид веточки берез превратились в волшебно искристые пряди из сверкающего инея и снега… На посветлевших липах и осинах яснее стали выделяться курчавые, зеленые шары омелы, похожие на большие птичьи гнезда, щедро усыпанные бусинками оранжевых плодов…

Однажды Настена сорвала такое «гнездо» и с любопытством переломила жирно-зеленую веточку, неожиданно упругую, со светло-волокнистой мякотью внутри. Что-то отталкивающее и неприятное даже на взгляд было в этой омеле, уже успевшей иссушить молоденький ствол поблекшей осинки. Морщась и страдая, Настена брезгливо отбросила ядовито-зеленый клубок, лохмато покатившийся на дно неглубокого оврага…

Когда Настена свернула на свою поляну и увидела безобразно высокий, в белых потеках содранной коры еловый пенек, она лишь глубоко вздохнула и долго смотрела прямо перед собою. Ей показалось, что лес потемнел, деревья сгорбились и отвернулись от нее, и даже старый пень, еще вчера так задорно – задиристо разглядывавший ее, поглубже надвинул снежную шапку, словно бы не желая встречаться с ее глазами. Настена вспомнила елку, стоявшую посреди их двора, вспомнила слова, выложенные игрушками с этой елки, молча развернулась и медленно побрела в сторону дачи.

– Настька! Ты где пропала? – встретил ее возле дачи весело улыбающийся Миша, поправляя красную шапочку, лихо сбитую набекрень. – Я уже весь лес объездил, а тебя нигде нет.

Настена молча прошла мимо него.

– Настя! Ты чего? – удивился Миша. Он забежал вперед и заступил ей тропинку.

– Ничего, – тихо ответила она.

– Кончай губы дуть. Поехали на горку.

– Ты читал? – спросила Настя, глядя мимо Миши.

– Что? – не понял он.

– Там, возле елки…

– А что там? – Миша удивленно покрутил головой.

– Сходи и прочитай.

Настена отстегнула лыжные замки, обошла Мишу и взошла на крыльцо веранды.

– А на горку? – крикнул Миша, растерянно шаркнув варежкой ниже носа.

Покачивался замок на дверной ручке, где-то в снегах утонуло короткое эхо, да сорвалась откуда-то небольшая стайка снегирей, веером разлетевшись по лесу.

XI

Домой они возвращаются поздно вечером. При свете фар дорога кажется незнакомой, ведущей в чужой город, с множеством домов, расцвеченных сквозь плоские окна всеми цветами радуги. И как-то не верится, что за всеми этими окнами находятся люди, очень много людей, отгороженных друг от друга тонкими кирпичными простенками, узкими дворами и широкими улицами…