Спутница по июньской ночи

– Значит, – Вера Николаевна решила говорить прямо, – если я правильно поняла, вас наши встречи уже не устраивают? Разговоры на отвлеченные темы, кабинетный официоз – не для вас! Гораздо больше вас привлекает интим в полутемной комнате? Или ресторан, а потом полутемная комната и кофе на диване… Вы что предпочитаете?

– Я? – он странно посмотрел на Веру Николаевну, усмехнулся и раздельно ответил: – Интим и диван с крепким кофе…

Неожиданная вспышка раздражения прошла, и Вера Николаевна с ужасом подумала: «Что я ему наговорила? Зачем? Господи, всегда презирала служебные откровения, разговор на «любые темы», а сама? Что же это такое получается?»

– Вера Николаевна, – Петров поднялся, и никогда еще не видела она его столь серьезным, – в это воскресенье я улетаю на два месяца в Москву на специализацию.

– Зачем вы мне об этом сообщаете? – тихо спросила она.

– Если у меня возникнет желание продолжить наши, – он подчеркнул «наши» и едва выговорил следующее слово, – беседы, можно мне вам написать?

– Конечно, – она попыталась и не смогла ответить шутливо. Вера Николаевна просто почувствовала, что шутка сейчас прозвучит фальшиво и бесцветно. И вот эту невозможность пошутить – создал опять-таки он, сделав новый шаг в их отношениях…

«Он вытворяет со мною все, что захочет, – растерянно думала Вера Николаевна. – Вздумается ему, и я начинаю паясничать, ему не до шуток и мне, видите ли, тоже возбраняется смеяться. Однако это уже слишком! В кого я превратилась? И главное – на каком основании?»

Так думала она, а рядом, почти синхронно, жила совершенно иная мысль: «Он уезжает. В воскресенье он уедет на целых два месяца. И что же, мне радоваться этому или горевать? А почему, собственно, я должна делать то или другое? Каким это образом отъезд Петрова может влиять на Веру Николаевну Калашникову? Но он – уезжает! И скатертью дорожка…»

V

Уже через неделю после отъезда Петрова Вера Николаевна поняла, что их свидания по утрам были куда серьезнее, чем она предполагала даже в самых тревожных мыслях. Утром она входила в кабинет, приводила в порядок стол, садилась в кресло и ловила себя на том, что ждет Петрова… Ждет – и все тут. Знает, что он в Москве, что ждать его – глупо, и – ждет. Или представляет, как он с порога улыбается ей и что-то шутливое говорит…

– Верочка, ты одна? – заглянула к ней Тоня. – Ужасно скучно. Я не знаю, куда себя девать, – пожаловалась она. – Вчера ходила в кино – кошмар: кто храпит, кто матом выражается…

Вера Николаевна ждала письмо. Как-то тихо, исподволь она решила: если будет письмо, значит – так тому и быть. Чему именно – она не уточняла, не хотела уточнять, наперед зная, что готова на все. И эта готовность была в ее внутреннем состоянии…

Теперь она уже не скучала по своему югу, не думала о «настоящей жизни»: ожидание, память и предчувствие вполне устраивали ее.

Но писем не было. И она вспомнила последнюю фразу Петрова: «Если у меня возникнет желание продолжить наши беседы…» Значит, не возникло? Но его отношение к ней уже ничего не меняло – она любила Петрова.

«Вот так, девочка, – грустно иронизировала Вера Николаевна, – любовь – в тридцать лет! Бальзаковский возраст… Оч-чень мило… А что же с Константином Ивановичем? Ошибка? Он старше на двенадцать лет? Но куда же ты, милая, раньше смотрела? Ничего не понимала? Позволь, для этого высшего образования не надо – достаточно послушать свое сердце. Не услышала? Ах, бедное существо… Хорошо, любовь! Но как ты ее представляешь? Развод или в любовницы к Вадиму Сергеевичу?»

И пришло письмо – короткое и откровенное.

Вера Николаевна ушла в парк и долго слушала разговор молодых листьев. Вспоминала строчки из письма, ощущая гулкие, напряженные удары сердца и решительно не хотела думать о будущем. Слишком долго жила она будущей жизнью, чтобы теперь торопить настоящую… Мимо нее проходили молодые парочки – она им не завидовала. Вера Николаевна хорошо знала, как долог путь к настоящему чувству и как сложно на этом пути не растерять веру в него.

Здесь, в парке, она решила все рассказать Калашникову: она не хотела обмана, потому что любовь, думала Вера Николаевна, начавшаяся с обмана, не может и не должна принести счастье…

– Калашников, – твердо сказала Вера Николаевна вечером, – я, кажется, влюбилась…

Константин Иванович, читавший за столом газеты, машинально перевернул полосу, потом выключил лампу и положил руки перед собой. Он долго молчал. Молчала и Вера Николаевна, зачем-то упрямо рассматривая его грузные плечи и коротко стриженый затылок. Она ждала и боялась ответа…

«Кажется», – глухо, не оборачиваясь, проговорил Калашников, – или влюбилась?