Вера Николаевна, заранее настроенная воинственно, вначале возмутилась этой канцелярской формальностью, но тут же и поняла, какое большое значение может быть для Константина Ивановича, да и для нее самой, в этом слове «кажется». Кажется – неопределенная форма, которая еще позволяет на что-то надеяться, дает отсрочку… Только теперь, в эти секунды, Вера Николаевна до конца поняла, какой разговор она затеяла. Стало страшно. «Вдруг мне и в самом деле только кажется? – испуганно подумала она. – А завтра все пройдет, и что тогда? Что тогда! Вновь тишина огромных комнат, когда-то напомнивших ей призму, вновь осточертевший круг, по которому она будет перемещаться, а в центре этого круга – убывающая точка времени, которая с каждым новым кругом становится все более призрачной и эфемерной, как шагреневая кожа в романе Бальзака. Но ведь течение времени не изменится, будет она с Калашниковым или без него – точка неизменно растает в пространстве, положив предел всему земному, и какая разница – с кем она встретит этот предел. Значит, дело не во времени и даже не в тишине огромных комнат? В чем же тогда? В чем?! Ужасно глупо было затевать этот разговор, не переговорив с самой собою. Что же ответить? Вот сейчас, от одного-единственного ее слова будет зависеть все… Что ему ответить? Оставить сомнительное «кажется», и тогда останутся корабли, на которых она в любое время сможет вернуться в свой заколдованный круг, в свою бетонно-кирпичную призму. Что ему сказать? Он ждет…
– Кажется, влюбилась, – Вера Николаевна закрыла глаза и откачнулась на спинку дивана. Оказывается, все это время она сидела в столь напряженной позе, что у нее заболела спина. – Кажется, Калашников, – тихо повторила она.
V
I
Дня три-четыре в отношениях Веры Николаевны и Калашникова чувствовалась напряженная натянутость и, не сговариваясь, они старались как можно реже встречаться в эти дни. Константин Иванович кочевал с одного совещания на другое, присутствовал на всех ученых советах и заседаниях, с твердостью отстаивая свою линию, горячась и обрушиваясь на оппонентов с несвойственным ему пылом. Домой Константин Иванович приходил поздно, возбужденный спорами, и в такие минуты он нравился Вере Николаевне. Она пыталась представить его в молодости, когда он еще не был знаменит, не имел званий и степеней, и видела этакого безобидного, но упрямого увальня, которому надо помогать и внимательно следить за чистотой его носовых платков. Увы, когда они встретились, Константин Иванович в этом уже не нуждался… Его привычки, симпатии и антипатии к тому времени окончательно сложились, кодекс домашнего быта был определен, и Вере Николаевне ничего не оставалось, как только приспособиться к этим неписаным правилам. А ей так хотелось самостоятельности, она просто мечтала хоть раз предостеречь его от чего-нибудь, поправить пусть в самом незначительном пустяке.
В первые годы супружества Вера Николаевна с завидной смелостью бросилась в погоню за славой Константина Ивановича. Она не хотела быть просто женой знаменитости и поэтому упрямо отвоевывала свою маленькую независимость в семье, обществе, среди близких и знакомых. Однако не только догнать, но даже сколько-нибудь приблизиться к известности Калашникова так и не смогла. Слишком велика была дистанция, а она выдохлась уже на первых километрах. Пришлось свыкаться с тем, что всюду, куда бы она ни приходила, вежливо и даже с оттенком уважения говорили: «А-а, это Вера Николаевна, супруга Константина Ивановича Калашникова». Или – «Константин Иванович Калашников с супругой» и так далее… Это ее раздражало. Но более всего негодовала и раздражалась Вера Николаевна на своей работе, когда прежде чем назвать ее, опять-таки называли мужа, награждая ее тем оттенком уважения, которое заслужил он. Тем самым ни в грош не ставились ее собственные заслуги, знания, опыт, стремление делать свою работу честно и хорошо. И она устала. А когда Вера Николаевна устала – появился Вадим Сергеевич Петров…
Вера Николаевна не ответила на письмо. Вернее, не было аккуратно исписанного листа бумаги, конверта и московского адреса, а писем было несколько, много, на десятках страниц, и все эти письма оставались в ее воображении. Она сочиняла очень откровенные, обнаженные письма, в которых рассказывала Петрову о своей жизни, начиная с маленького южного городка, в котором когда-то родилась, ходила в школу, потом уехала в институт, возвращаясь в него на каникулах и, наконец, в котором познакомилась с Калашниковым… Сама того не замечая, в этих письмах Вера Николаевна пыталась разобраться в той ситуации, которая привела ее к замужеству.