Сравнительное Богословие. Книга 4, часть III

· что — в конце концов и начале начал — Богу свойственно Предопределение бытия, в котором все без исключения, так или иначе, но неизбежно придут к пониманию Его Правды-Истины и будут пребывать в ладу с Ним свободно и без страха, не унижая в своих представлениях о Боге Его истинное достоинство возводимой на Него напраслиной?

· что, если в Предопределении бытия и есть некий особый день, то это будет никак не «Судный день» в общеизвестном из учений про рай и ад смысле, а Постыдный день для грешников, в который последует преображение Мироздания к новому качеству всеобщего бытия.

Иными словами Единственному Всевышнему Богу — Русскому Богу всех людей, Всемогущему Творцу всего и вся, Вседержителю — свойственна всеобъемлющая совокупность совершенства — Любовь — и Милость к Своему творению, исходящая изначально от стадии Предопределения Им бытия всего сотворённого. И эта Милость распространяется на всех, и особая милость, не предназначенная растлевать общество безнаказанностью — падшим.

И это Высшее Предопределение исключает какие-либо нравственно-этические двусмысленности, которых через край во всех культовых вероучениях без исключения, вследствие того, что всем им свойственно какое-то дефективное и ущербное въдение чего-то, что они называют «Предопределением бытия», в котором якобы есть место пустой (вследствие возможного прощения всех) или заполненной грешниками геенне.

И люди в Предопределении бытия — в его Русском понимании — не рабы даже Богу, они — по Предопределению — свободные добровольные сотрудники и помощники Ему, помогающие не из страха, а по глубокому убеждению, что Бог всегда прав.

Кто-то может настаивать, что искупление себя самого стыдом — слишком лёгкое воздаяние всевозможным злодеям за всё то, что они творили и творят на Земле. Многие жаждут увидеть жестокое воздаяние злодеям, а по существу жаждут — окончательного добивания падших и изгнания их в абсолютное небытие.

Но тема милости к падшим — неотъемлемо свойственна всей памятной Русской культуре:

· Это и пушкинские слова «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал»;

· душу Тамары в лермонтовском «Демоне», действительно соблазнённой демоном, ангел Божий всё равно не отдаёт демону, а уносит с собою;[cdxciii]

· лесковский попик-забулдыга, который — вопреки догматическому запрету — молится о душах самоубийц, и как явствует из рассказа, Бог принимает его молитвы;

· и опера Н.А.Римского-Корсакова и В.И.Бельского «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», в которой Феврония возится как с несмышлёным малым ребёнком с Гришкой Кутерьмой — средоточием почти всех возможных пороков: пьяницей, похабником, трусом, изменником и предателем — наводчиком завоевателей на город, оклеветавшем и её саму в совершении этого преступления.

Мнение же о лёгкости воздаяния стыдом выражает некую мстительность и по сути своей — ошибочно и ложно. В живом Русском языке понятие стыда связано не с судом, имеющим место после свершения чего-либо, а с предосудительностью недостойного человека поведения. Предосудительность — одна из составляющих Божьего акта Предопределения бытия, и потому упреждает недостойное. Одно из значений слова «стыд», «студ» в Словаре В.И.Даля определяется так:

«Стыд (…) чувство или внутреннее сознание ПРЕДОСУДИТЕЛЬНОГО (выделено нами при цитировании), уничижение, самоосужденье, раскаянье и смиренье, нутреная [cdxciv] исповедь перед совестью».

Среди пословиц и народных поговорок, приводимых В.И.Далем в этой статье, есть и такая:

«Людской стыд (т. е. чужой стыд: наше пояснение при цитировании) — смех, а свой — смерть». А по сути свой стыд для многих оказывается страшнее смерти, вследствие чего не вытерпев стыда в жизни, они избирают смерть и кончают собой в безосновательной надежде уйти от стыда по смерти, даже в тех культурах, где вероучение обещает нескончаемый ад в качестве воздаяния за самоубийство. Стыд представляется им более нестерпимым чем ад.