Сравнительный анализ политических систем

Недееспособность правительства вместе с деинституционализацией обусловили утрату легитимности. Власть предержащие чиновники оказались не в состоянии убедить население в том, что искренне верят в правоту своего дела, считают его полезным, а именно это могло бы стать оправданием их пребывания у власти. Существующее правительство не могло обеспечивать материальные блага для того, чтобы снискать себе поддержку широких масс и честолюбивых элит. Оно не нашло таких духовно–нравственных и идеологических доводов, которые убедили бы скептиков в необходимости идти на жертвы ради достижения конечной цели. В отличие от него мобилизационная оппозиция повысила свою легитимность. «Мобилизаторы» объединили такие, казалось бы, противоположные ценности, как священное и мирское, популистское и элитарное, традиционное и современное, коллективистское и индивидуалистическое. Организовав межклассовую коалицию, основанную на сети неформальных малых групп, мобилизационное движение получило тем самым прочную структурную базу для свержения правящего режима[124].

Переход к элитистской мобилизационной системе привнес и иной политический стиль. Данная система предполагала господство какой–либо одной политической организации над различными социальными группами. Мобилизационные «крестовые походы» походили на военные кампании. Господствующим стилем исполнения правительственных решений стал «штурм». Элитистская система организовывала силы общества на осуществление ограниченного числа задач: высокие темпы экономического роста, ликвидация неграмотности, развитие здравоохранения и особенно достижение военных успехов. Ради этих целей государство, военные и массовые организации шли вперед, как на штурм крепости, не считаясь с физическими и человеческими затратами в преодолении трудностей[125].

Воздействие, которое оказывали на общество эти системные трансформации, зависело не только от общегражданской политики, но и от ресурсов нации, уровня экономического развития и включенности ее в мировую капиталистическую экономику. Благодаря наличию этих структурных переменных, как правило, возникал разрыв между политическими намерениями лидеров и реальным воздействием проводимой политики на социальную стратификацию. Образование и здравоохранение действительно становились более доступными для широких слоев населения. Выходец из низов общества, выучившись на специалиста и вступив в ряды правящей партии (или, как в Иране, религиозной ассоциации), обеспечивал себе вертикальную мобильность. Вместе с тем, в процессе проведения политики немалую роль продолжали играть мужчины из элитарных слоев общества, в частности управленцы, технократы и идеологи; именно они обладали наибольшей политической властью, богатством и авторитетом. Меньшими правами и привилегиями пользовались промышленные рабочие, мелкие предприниматели, городская нищета, беднейшие крестьяне и женщины[126]. Следовательно, фундаментальные социальные перемены на деле были не столь велики, как обещанные «революционным евангелием» трансформации. В редких случаях, таких, как поражение нацистов во второй мировой войне, элитистская мобилизационная система трансформировалась в согласительную — по крайней мере это произошло в западной части Германии. В остальных неспособность этой системы достичь революционные цели послужила дополнительным толчком в сторону бюрократического авторитарного режима. Так произошло в Советском Союзе, Китае, Вьетнаме и Иране. После смерти единоличных вождей эти политические системы ослабили идеологическое давление, умерили централизм и координирующую зависимость от центра при большем плюрализме, а также сократили полномочия государственной власти — все это признаки того, что доминирующую роль начал играть бюрократический авторитарный стиль политического производства.

Глава 8 Переход к бюрократической авторитарной системе