Средь бала лжи (СИ)

Странник молча выложил на стол мензурку — та сама собой покатилась по направлению к хозяину кабинета.

— Значит, тебе нужно не просто место, но и путь к нему, — ссыпая пепел в мензурку, уточнил господин Оррак.

— Да. Наглядный показ.

— Что ж, это легко организовать.

— Я надеюсь. — Арон посмотрел на колдуна без особой надежды. — Полагаю, просить тебя вытащить её оттуда будет бесполезно?

— Одно желание, Арон. Одно. Чтобы вытащить её оттуда, надо вначале её найти, и это уже два. Если бы ты точно знал… — директор Школы Колдунов склонил голову набок. — Уверен, что больше тебе не о чем будет попросить?

— Мне было, есть и будет, о чём просить. Но просить это я буду не у тебя.

Подёргиванием уголка рта выразив вежливое сомнение, господин Оррак встал из-за стола.

Прошествовав к зеркалу, висевшему на стене чуть поодаль, макнул кончик пальца в мензурку, заставив белый атлас стать красным.

— Кровь и зеркала… наследники Ликбера чуждаются их. — Он плёл вязь рун кровью по стеклу лёгкими, до автоматизма доведёнными движениями: явно не в первый и даже не в сотый раз. — Этому не учат за шесть лет обучения в Адамантской Школе. А ведь это едва ли не самые могущественные средства из всех.

— Но цена, которую в итоге за них платишь, высока, — заметил Арон, тоже поднявшись с кресла.

— О том, что с зазеркальем шутки плохи, мои ученики осведомлены. Даже первоклашки знают, что отражения — создания недружелюбные.

— Ты сам знаешь, о чём я.

— А, ты о ваших амадэйских заморочках. — Господин Оррак поскучнел, не переставая выводить руны. — Скажи, Арон, а самому не зазорно к этому прибегать? По твоей логике, на том свете тебя за это по головке не погладят.

— Иного выбора нет.

— Почему же? Смириться с тем, что девушка занята, вернуться в свою деревушку и дальше жить там праведной жизнью.

Арон промолчал.

— Ты определённо забыл о том, что значит быть амадэем. Любить всех людей, как чад своих, никого не выделяя, не умея ненавидеть, не тая неприязни… ислушаться старших. В тебе слишком много человечности, Арон. В тебе всегда было её слишком много. — Господин Оррак на миг пренебрежительно оглянулся на мужчину, замершего за его плечом. — Она почитала это за достоинство, но на деле для амадэя это оказалось самым большим недостатком.

— Мы обязаны быть человечными. И обязаны оставаться людьми, что бы с нами ни произошло.

— Правда? — кажется, колдун развеселился. — Скажи, Арон, человек вынесет вечную жизнь? Вынесет осознание того, что всё вокруг умирает и обретает покой, кроме него? Сможет ли человек выносить абсолютно беспристрастные решения, любить и прощать всё вокруг, отдавать самого себя без остатка, не получая ничего взамен?

— К этому должны стремиться все люди.

— Те, кто может этого достичь — не люди, а святые. Арон, взгляни правде в глаза. Люди — это стремление выжить любой ценой. Люди — вечный плен души в собственных телах. Те немногие, что пытаются бороться со своими естественными животными потребностями, всё равно проигрывают; а раз так, зачем менять свою природу? Ведь люди есть только люди. Природа, склонная к разврату и утехам, к обогащению за счёт разрушения, лжи, распрей и войн. Природа, чей путь усеян раздорами. Природа, в которой априори заложено стремление к конфликтам. Даже искусство, самое высокое из всего ими созданного, замешано всего на двух явлениях — любовь и смерть… похоть и кровь. Вот всё, чем они живут. И ты хочешь сказать, что такими вы обязаны быть? — господин Оррак обернулся и благосклонно повёл рукой: кончик указательного пальца, казалось, светился кровавым багрянцем. — Нет, Арон, вы не имели и не имеете права быть человечными. Всё, что есть в людях хорошего — уже не людское. И главной вашей ошибкой было то, что вы об этом забыли… а, может, чьей-то ошибкой было то, что вам этого не рассказали.

Арон долго молчал.

Потом поднял взгляд — глаза его сияли неотражённым светом.