Средь бала лжи (СИ)

— Ты увидишь моё лицо. Ты узнаешь, кто я. В своё время. Обещаю. — Она не может видеть его глаз, но знает, что он смотрит на неё пристальнее, чем когда-либо. — А теперь тебе пора просыпаться, не то пропустишь нечто интересное.

Память услужливо выдаёт последние воспоминания.

— Просыпаться… Но я ведь…

Но небо, озеро и зелёные холмы уже растворяются в тёмной мгле, а потом…

А потом Таша поняла, что смотрит в темноту, чуть рассеянную лунными лучами, лёжа в знакомой кровати с балдахином.

Она в своей комнате. В штанах и рубашке, зато босая. И уже ночь… и вроде бы все воспоминания на месте. Или она просто не понимает, чего лишилась? Но нет, она ведь помнит и о «процедуре», и о пытке, которой её подвергли, и…

Таша внезапно осознала, что темноту рассеивают вовсе не лунные лучи. На потолке играли странные блики; и, взглянув туда, где мог находиться источник света, она увидела бабочку.

Она была полупрозрачной, сотканной из тончайших нитей голубого света. Бабочка кружила под люстрой, оставляя за собой шлейф мерцающих искр, — но когда Таша села в постели, пытливо вглядываясь в волшебное создание, неожиданно снизилась и подлетела ближе. Таша протянула руку, и бабочка села на её подставленную ладонь, едва ощутимо кольнув кожу холодом призрачных лапок.

— И что ты такое?..

Словно отвечая на её озадаченный вопрос, бабочка взмахнула широкими крыльями, снова взлетая. Зачем-то сделала круг у Ташиного запястья. Порхнула к двери, — и в воздухе проявилась неощутимая серебристая нить, будто сотканная из лунных лучей: она обхватывала Ташину кисть и тянулась к бабочке, уже вылетевшей из комнаты прямо сквозь дерево.

— Эй, постой! Подожди!

Таша рывком вскочила. Следуя за нитью, дрожавшей в воздухе на уровне её опущенной руки — казалось, с каждым Ташиным шагом она сокращается так, чтобы оставаться натянутой, — вышла в гостиную, неслышно ступая босыми ногами по пушистому ковру. Бабочки там уже не было, и лишь путеводная нить тянулась в коридор, снова проходя сквозь дверь.

Всё это было странно и весьма подозрительно. Даже для Таши, которая уже отвыкла чему-либо удивляться. Однако почему-то в её душе не нашлось места ни подозрениям, ни страху; может, потому что она знала, что в штаб-квартире ей ничего не грозит — а, может, потому что не понимала толком, бодрствует она или всё ещё спит.

И, как бы там ни было, Таша огляделась, прислушалась — и, убедившись, что никто не собирается ей мешать, двинулась следом за лунной бабочкой.

Она долго шла за нитью, уводившей в ночь и тишину. Спустившись на первый этаж, увидела, что нить исчезает в золочёном дереве массивных двустворчатых дверей: они вели в зал для торжественных приёмов. Взявшись за дверную ручку, Таша приоткрыла щёлку, достаточную, чтобы проскользнуть внутрь — и оказалась в темноте. Нить светилась, но ничего не освещала; она вела к центру зала, туда, где Таша наконец снова увидела бабочку, сидевшую на чём-то незримом.

Прежде, чем глаза успели привыкнуть к царящему вокруг мраку — портьеры на высоких окнах раздвинулись, заливая зал лунным серебром.

— Всё же проснулась, — заметил Алексас, державший бабочку на ладони. — И пришла.

Бабочка сложила крылья — и исчезла, оставив лишь нить, которую Алексас теперь держал в руке.

— Интересный фокус, — сказала Таша, приблизившись.

Её рыцарь, улыбнувшись, разжал пальцы. Узел на её кисти развязался сам собой, и лунная нить полетела вниз: чтобы, не коснувшись паркета, раствориться в воздухе.

— Надеюсь, не напугал.

— Чем?

— Ты должна без особого одобрения относиться к тем, кто пытается дёргать тебя за ниточки.

Таша задумчиво склонила голову.

Забавно. По уму ей бы и правда стоило испугаться… но то, что делал Алексас, не вызвало у неё никаких ассоциаций с тем, кого она оставила в своём сне. Наверное, потому что и бабочка, и нить, и тот, кто их создал — были слишком чудесными, чтобы напоминать о том, кто делал явью её кошмары.

— Смотря, кто и для чего дёргает. Сперва скажи, зачем ты выдернул меня из постели посреди ночи, а я уже решу, как к этому относиться.

— Кто-то обещал мне танец, если мы доживём до ближайшего бала.

Таша оглядела просторный зал с колоннами и люстрой, колко сиявшей хрусталём под потолком.

— И где же бал?

Алексас щёлкнул пальцами.

— Для нас одних — тебя устроит?

Музыка возникла из ниоткуда. Казалось, где-то завели музыкальную шкатулку; мелодия была механически ритмичной, она звенела нежными переливами колокольчиков, высокими и искристыми, — с таким звуком могли бы мерцать звёзды.

— Подарите мне тур вальса, моя королева?

Алексас сопроводил слова лёгкой улыбкой и лёгким поклоном — и вместо ответа Таша шагнула ему навстречу. Шагу сопутствовал странный шелест; опустив взгляд, она удивлённо воззрилась на юбку, возникшую на ней вместо штанов — произведение швейного искусства из чёрных кружев.

— Иллюзия, — уже не спрашивая, Алексас взял её за руку и привлёк к себе; его обыденную рубашку тоже сменил бархатный, чёрный с серебром камзол. — Надеюсь, помнишь вальсовую позицию?