– Поляки согласовали с нами твоё награждение орденом Грюнвальда. Всё равно тебе надо внести на поездку в Польшу наравне со всеми 500 рублей.
Накануне отбытия поезда с ветеранами войны в Доме дружбы проходил инструктаж, как общаться с польскими товарищами, чего можно или не следует касаться. В это время к сидевшему в зале Котельникову подошёл незнакомый человек и подал знак следовать за ним.
В одной из комнатушек внизу у раздевалки, предварительно удостоверившись, что это именно тот, кто ему нужен, незнакомец извлёк из конверта 500 рублей, внесённых Юрием заранее, как это было положено, и возвращая их сказал:
– Заберите свои деньги. Вы не едете. До свидания…
Чьих это рук дело – не было загадкой. Понял также почему канул в небытие польский орден. Чего горевать! Надо было опустить ствол пониже, когда ещё шла война. А теперь что? Зато пакостник был назначен старшим одного из вагонов с ветеранами!
Конечно, было обидно. Главное, где это произошло! В доме, где со дня основания Общества советско-румынской дружбы Котельников был членом Правления, на протяжения десятилетий встречал и провожал на Киевском вокзале либо в аэропорту Внуково румынские государственные и общественные делегации, приветствовал их по поручению СОДа и Общества, участвовал в приёмах как в самом Обществе дружбы, так и в румынском посольстве, которым многократно награждался. На протяжении многих десятилетий руководил отделом массовых мероприятий, затем, став членом Президиума, возглавил отдел культуры, заменив Ираклия Лаурсабовича Андроникова, который ушёл с этой должности после кончины дочери.
Оплёванный, униженный, покидал он «Дом дружбы». А ведь здесь работало немало его друзей начиная с рядовых членов Общества и, заканчивая его председателем Василием Ивановичем Конотопом – в те времена 1-м секретарём Обкома партии Московской области и его заместителем Анной Геннадиевной Цукановой. Царство им небесное.
О том, что снятие с поездки затеяно отстранённым от должности бывшим недолго главным особистом партизанской дивизии, сомнений не было. Каким-то образом он пронюхал, что Котельникову должны в Варшаве (по представлению подписанным С. А. Ковпаком и бывшим начальником штаба дивизии В. А. Войцеховичем – на запрос польской стороны) вручить орден Грюнвальда второй степени.
– Этого ещё не хватало! – взбесился бывший нач. Особого.
Одолевали мысли и самого Котельникова, давно ставшего подполковником: «Проглотить? Или по достоинству отплатить? Одна разрывная пришлась бы кстати, хотя бы за жизнь старшего сержанта Репко.
А потом? Сидеть придётся. Пока разберутся! За это время можно окочуриться от одного сознания, где очутился… Поди знай, что допущенная во время войны промашка будет наказуема весь послевоенный период. Он губит ни в чём не повинных, честных, порядочных, отважных людей.
Ещё во время войны выдворенный из органов госбезопасности, но пристроенный не без содействия подобных ему дружков, «заслуженный кляузник и мститель» уже работал лектором одного из райкомов партии столицы. Видимо, не мог забыть изгнание из партизанской дивизии и решил свести счёты и с Вершигорой.
…В тот поздний час Котельников, вернувшись домой, застал уснувшего на диване с котом под бородой генерала Вершигору.
Едва тот проснулся, ещё щуря сонные глаза, забыв, что час поздний, ни с того ни с сего закричал:
– Чего ты его не шлёпнул?!
Изумлённый столь неожиданным вопросом, Котельников спокойно спросил:
– Кого?
– Кого, кого… – громко, залитым густой краской большого лица, вскрикнул Вершигора. – Жмуркина!
Юрий злобно усмехнулся:
– Ах, вот оно что! Не вы разве ещё в тылу врага мне сказали: «Правильно, старший лейтенант, что не ухлопал его!» И тут же добавили: «Как говорится, не трожь «г», чтобы не воняло!» Это было, когда он расстрелял абсоютно ни за что Героя Сталинграда старшего сержанта Репко и хотел расстрелять ещё двоих, а вы отменили его приказ!
– Поклёп!
– На вас?
– В ЦК сегодня разбирались!
– А за что?
– Будто я вывёз пианино от ксёндза в Польше, когда мы там совершали рейд! Ты когда-нибудь видел у меня пианино? Тогда в штабе! Какое-то пианино, которое я вложил в карман и увёз! После войны жена приобрела в магазине пианино для сынов… Теперь приходится расхлебывать. После доктора Зимы… Непонятно, что ли!?
Котельников спохватился:
– Минутку! Дивизия у нас вся была на конной тяге. Если, скажем, предположить, что пианино погрузили на повозку, даже если бы она была на рессорах! По бездорожью среди лесов с ухабами, рытвинами, болотами с буграми да чёрт знает, что еще там попадало под колёса, от этого пианино максимум через пару километров остались бы одни дрова! Неужели в ЦК не могли это докумекать?!
Вершигора замер с приоткрытым ртом:
– Юр! Это гениально.
– Ничего гениального здесь нет. Просто надо представить себе на минутку нашу партизанскую действительность.
– Слушай, позвони им завтра, а? И скажи об этом. Я дам номер телефона.
Котельников признался: