Среди чудес и чудовищ (СИ)

- Они набросились на меня, как... как не знаю кто. Наверное, как гиены. Или как инквизиторы на еретика. Сначала этот спрашивает: "Для чего тратятся такие колоссальные средства на межзвездные полеты?" Я, естественно, начал пересказывать им букварь: дескать не такие уж большие средства на это тратятся, и вообще - новые ресурсы, пространство для жизни... А они мне: "Десятая доля усилий, загубленных в космосе, превратила бы Землю в райские кущи". Тогда я попытался объяснить уже посерьезнее, что запасы полезных ископаемых подходят к концу даже на Меркурии, с сельскохозяйственными угодьями тоже не все благополучно, что больше половины земной индустрии работает на импортируемом сырье. А они говорят: это все ерунда, ученые что-нибудь продумают - сумели же, это сказала их учительница, восстановить природу планеты...

На этом месте его прервали сразу четверо - едва ли не в один голос и почти одними словами:

- Природу удалось реставрировать только благодаря выносу промышленности в космос!

- Я так и ответил,- кивнул Терехов,- но, понимаете, мне все еще казалось, что меня разыгрывают - слишком уж дикую чушь они несли.

А потом я вдруг понял, что этих фанатиков совершенно не интересуют мои слова, они просто пропускали их мимо восприятия. Одна девица, например, выкрикнула: "Стал ли человек счастливее, достигнув звезд?" А другая заявила: мол, наука так и не смогла ответить на главные вопросы о смысле жизни и любви.

Аудитория снова зашумела, подбирая наиболее убийственные характеристики далеким оппонентам. Астрофизик замахал руками, призывал аудиторию к тишине.

- Вы еще главного не слышали. Один из них брякнул: "Прогресс науки и техники делает людей гораздо несчастнее, поскольку усложняет само представление о счастии. В пещерные времена все было проще: убил динозавра, нажрался и счастлив!"

Насколько успел разобраться Ярослав, дело было так. Свой межполетный отпуск Терехов проводил в родном городке, зашел в ту школу, которую закончил лет шесть назад и попал на диспут о судьбах человечества, тон которого задавала банда малолетних неолуддитов. Астанину тоже приходилось встречаться с подобными людьми - несчастными существами, чьё сознание не успевало перестроиться в соответствии с реалиями бурной и стремительной современности. Вероятно, молодой космонавт сделался для них зримым воплощением всех личных неувязок.

- И чем все кончилось? - осведомился Вартанян.

- Ничем. Все остались при своих точках зрения. Но я сказал под занавес: "Если вам так не нравится цивилизация, у вас всегда есть возможность от нее отказаться. На Земле сейчас появилось достаточно уголков дикой природы - скройтесь там, живите в милых вашим сердцам пещерах, ходите в шкурах, ловите рыбу, собирайте ягоды, насаждайте матриархат... Если, конечно, выдержите.

- Хорошо сказал,- одобрил Миллерс.- Сильно они на тебя обиделись?

- По-моему, очень сильно. К тому же наверняка уверены, что я не оценил высоту их высоких порывов и не разобрался в нюансах утонченных натур.

- Надо было им сказать...- начал кто-то из молодых.

Как часто случалось с ним в последнее время, Астанин быстро утратил интерес к общей беседе, пересел к телеиллюминатору и принялся почти бессознательно подкручивать рукоятки управления внешней камерой. Изображение сдвинулось, приблизилось - теперь на экране сияли оба соседних рукава Млечного Пути. Он мысленно прочертил пунктирный треугольник...

- Красота,- раздался за спиной голос Толика Ляпунова,- махнуть бы туда. А, командир?

Несколько раздосадованный тем, что его отвлекли, Ярослав искоса посмотрел на третьего пилота и неопределенно дернул плечами. Махнуть туда было бы, конечно, неплохо, но в свете недавно открывшихся фактов осуществимость такого маршрута выглядела несколько проблематично. Похоже, что Человечество наткнулось на очередной барьер, торопливо воздвигнутый злокозненной Природой. Сколько их уже было: звуковой, световой, вакуумный. Наконец, этот - гравитационный, о коем знают только они с Бахрамом, да двое астрофизиков, помалкивающие сейчас на соседнем диванчике.