Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции

– Куда вы потом сами поехали?

– Всю ночь по улицам ходил. Потом на Выборгской комнату снял, а затем в Третье Парголово уехал.

По дороге домой купили булок, чай пить. Пришли, а с ней дурно стало. Спазмы в груди, конвульсии. Он ей грудь растирал, воды давал, чаем поил. Потом легли спать: она – на кровати, а он – на полу. Утром в воскресенье проснулся, а она холодная.

Большего я от него не добился, да мне, собственно, и не нужно было. Дальнейшее было делом следователя.

Между тем вскрытие показало, что Елена Шаршавина умерла от отравления. В то же время по справке, присланной уфимским полицмейстером и златоустовским исправником, оказалось, что этот Бунаков был незаурядным преступником. Простой крестьянин, он, будучи волостным старшиной, сумел обманом купить у башкирцев 52 тысячи десятин земли совершенно без денег и удачно заложить их за большую сумму. Затем, когда в губернии было введено земство, он за неимением в уезде помещиков был выбран председателем земской управы, но в то же время успел попасться в ряде подлогов, в покушении на убийство, сидел в тюрьме 1,5 года и был приговорен Палатой на 15 лет ссылки в Сибирь с лишением прав. По этому делу он и приехал хлопотать в Сенат об отмене приговора.

Мое дело окончилось. Я передал его судебному следователю, а потом его судили и, несмотря на запирательство, обвинили в предумышленном убийстве, но мотивы его мне и сейчас не понятны. Быть может, Елена отказалась в его пользу от своей части в доме. Быть может, надоела ему, быть может, он просто произвел «опыт».

Душа – потемки, а у такого человека – и темная ночь.

Убийство Готлиба Фохта

15 января, около трех часов утра, в сыскную полицию поступило сообщение о том, что в доме № 2 барона Фридерикса, по Орловскому переулку, по 9-й лестнице, в меблированных комнатах – квартире № 33, содержимой новгородской мещанкой Еленой Григорьевой, найден мертвым в своей комнате жилец, отставной коллежский секретарь Готлиб Иоганнович Фохт.

По получении этого известия я немедленно откомандировал туда чиновника, агента нашей полиции. Туда же приехали судебный следователь, товарищ прокурора, полицейский врач и иные лица судебно-полицейского ведомства.

Глазам прибывших представилась такая картина: небольшая комната, обстановка серенькая, грязная, типичная для меблированных комнат среднего сорта. Продавленный диван, перед ним – ломберный стол, в углу – этажерка и старый колченогий комод… Душный, спертый воздух, пропитанный пылью, папиросным дымом, винным перегаром. На подоконнике, на столе, на комоде – везде в хаотическом беспорядке лежали разные вещи вместе с остатками закуски и бутылками из-под вина, пива. Справа от входа, у стены, стояла узкая железная кровать. Кровать была застлана, но не смята. Было очевидно, что на ней в эту ночь не спали. Мертвый Готлиб Фохт лежал на полу у кровати, на спине, но левая нога его покоилась на кровати.

Справа от входа, у стены, стояла узкая железная кровать. Кровать была застлана, но не смята. Было очевидно, что на ней в эту ночь не спали. Мертвый Готлиб Фохт лежал на полу у кровати, на спине, но левая нога его покоилась на кровати.

Одет он был в чистое нижнее белье, тоже не смятое.

Разумеется, прежде всего все внимание властей было направлено на труп Фохта. Полицейский врач Рождественской части приступил к наружному осмотру покойного.

– Ваше мнение? – обратились к врачу товарищ прокурора и судебный следователь. – Имеем ли мы дело со случаем скоропостижной естественной смерти или есть данные предполагать насильственную кончину?

– Я не усматриваю ясных следов признаков насилия, – ответил врач. – Правда, есть маленькие ссадины под бровями и на шее и небольшая ранка за левым ухом. Вот все, что дает наружный осмотр. Однако я полагаю, что этих данных недостаточно для картины насильственной смерти.

– Но эти ссадины, эта ранка за ухом? Чем их можно, в таком случае, объяснить?

– Видите ли, положение трупа наводит меня на мысль, – продолжал врач, – что смерть застала Фохта внезапно, в то время, когда он собирался ложиться. Он вдруг почувствовал дурноту, хотел вскочить, но уже не мог и навзничь, мертвый, грохнулся на пол. Левая нога осталась на кровати.

– Но ссадины, ссадины! – нетерпеливо допытывались товарищ прокурора и следователь.