Читаем Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции полностью

Через несколько минут он опять вошел в комнату Фохта, пробыл там недолго, вернулся ко мне, одетый уже в платье Фохта. Мой страх, предчувствие чего-то зловещего были так сильны, что я не мог даже спросить его, что должна означать эта странная перемена в костюме Померанцева. В руках он перебирал деньги кредитками и серебром, которых, как мне показалось, было рублей на шесть.

«Спи, спи, чего не ложишься? – обратился он ко мне прерывистым голосом. И через минуту добавил: – Впрочем, это ерунда – спать. Не надо спать… Когда есть деньги, порядочные люди не спят, а интересно проводят время. Вот что: собирайся, мы сейчас поедем с тобой в Щербаков переулок, знаешь, туда, где обитают погибшие создания, из которых идиоты все норовят сделать доблестных гражданок»… Он говорил нервно, бессвязно. Он наводил на меня непреодолимый страх. Я попробовал отказаться от поездки, тогда он вплотную приблизился ко мне и голосом, полным угрозы, как-то прошипел: «Не поедешь?» Я тотчас же согласился, и мы поехали в публичный дом. Там началась попойка, появились девицы, пиво, водка.

Помнится, одного пива мы выпили две дюжины. Померанцев пил с особой жадностью. В этом заведении мы пробыли до семи часов утра. Оттуда мы заехали в трактир «Лондон», где выпили по стакану водки, после этого отправились на Александровский рынок, где Померанцев и продал енотовую шубу за двадцать пять или двадцать четыре рубля, не помню. Оттуда мы попали еще в какой-то трактир, из которого Померанцев скрылся, оставив меня одного. Что было дальше, мне совершенно неясно. Я даже не помню, как я очутился в своей комнате.

Такова была исповедь юноши Малинина. Узел был разрублен, убийца известен, но не разыскан. Наши агенты бросились на розыски героя этой мрачной драмы – Померанцева. Один из них, Куриленков, был отправлен мною в Царское Село с целью немедленного доставления в Петербург Федора Малинина. Привезенный Куриленковым Федор Малинин помог арестовать Померанцева.

Около Пассажа Малинин, сопровождаемый агентом нашей полиции, указал ему на проходящего Померанцева. Малинин подошел к Померанцеву и предложил ему отправиться втроем в трактир. Померанцев охотно согласился, но вместо трактира был привезен в управление сыскной полиции. Одет Померанцев был в коричневое драповое пальто, серые брюки, синий сюртук и жилет. При обыске у него были найдены: золотые часы с цепью, новый полотняный платок, кожаный кошелек, в котором находилось 9 рублей бумажками, 1 рубль 35 копеек серебром, 37 копеек медью, несколько иностранных медных монет, деревянный мундштук с янтарем, перочинный ножик, маленькая щеточка с зеркальцем. Все эти вещи, по его собственному признанию, были похищены им у Фохта.

На допросе Померанцев сразу сознался в убийстве Фохта и подтвердил справедливость показаний Ивана Малинина. Рассказ Померанцева о совершенном им убийстве, мотивы, приведшие его к этому злодеянию, меня весьма заинтересовали и даже поразили. Передо мной стоял идейный убийца с вполне своеобразной психологией, с ядром того отвратительного анархистского учения, которое огненным заревом охватывало и Западную Европу, и часть нашей криминальной клиентуры. Конечно, Померанцев не был крупным, настоящим анархистом. Это был, так сказать, фрукт доморощенный, злодей мелкого калибра. Вот наиболее характерная часть его исповеди, в которой его нравственные качества проявились с особой яркостью:

«Вошел я к нему, к почтенному Готлибу Иоганновичу, в его мещанский приличный номер… Батюшки, домовитостью, буржуазной солидностью так и пахнуло опять на меня! Кроватка и белье – чистенькие. На вешалке – и шуба енотовая, и пальто, и костюмчики разные. На столике – часы золотые, на комоде, который лопнуть хочет от добра разного, кошелечек с деньгами. Фу-ты, благодать какая! И вдруг на столе – водка! Позвольте, как же это: водка и столько добра? Да разве это совместимо? Вот у меня часто водка на столе стоит, так разве вы у меня найдете что-нибудь «существенное»? У меня даже верхних штанов нет, а исподние – истлели… Я, отставной губернский секретарь – и яко наг, яко благ, яко нет ничего… Гм… стали у меня разные мысли в голове копошиться…

А Готлиб, почтеннейший Готлиб, меня угощает: «Выпейте-ка рюмочку померанцевой», – говорит. И завязался между нами такой разговор:

– Померанцевой… А простую водочку, Готлиб Иванович, вы не употребляете?

– Не люблю ее… Грубая она… Эта хоть и дороже, зато деликатная, – отвечает он.

– Это точно, Готлиб Иваныч. А вы мне вот что скажите: отчего вы пьете водку и у вас есть часы золотые и енотовая шуба, а я пью водку – и у меня нет штанов?

– Оттого, – отвечает Готлиб Фохт, – что я пью аккуратно, по-немецки, а вы – широко, по-русски…

Разозлил еще больше меня этот ответ. Сытая, самодовольная физиономия Фохта меня бесила. У меня нет ни белья, ни сапог, ни верхнего платья, а у него – такие прихоти, как золотые часы и енотовая шуба. И мысль взять у него и часы, и шубу молнией пронеслась в голове.

Перейти на страницу:

Все книги серии Хроники преступного мира. Истории из мира криминалистики

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное