Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции

«Слышь, братцы, год тому назад вернулась из Питера к нам в деревню эта самая Дарья. Эх, шут ее дери, славная баба… Круглая, сытая, мягкая, а тело, братцы, не ущипнешь! Нет, шалишь! Сначала служила она горничной у какого-то майора, а потом, родив от своего мужа-солдата ребенка, пошла в мамки к полковнику. Отошедши, значит, от него, когда его сыночка выкормила, и припожаловала к нам в деревню. Дарья привезла много добра. Только сначала все хоронила его, не показывала. А тут вдруг с месяц назад смотрим, у мужа ее часы золотые проявились. Слышь, братец, золотые! Стали мы его поздравлять, а он смеется, да и говорит: «Она, супружница моя, не только жиру в Питере нагуляла, но и подарков нам привезла. Полковник ее за выкормку сына важно наградил».

– Ну, ну, что дальше? – быстро спросил я Юдзелевича. – Да говори же…

– А дальше я, ваше превосходительство, подсел к сей компании, спросил полдюжины пива, стал угощать их и выспросил у рассказчика все об этой Дарье: кто она, где живет теперь и т. д. Тот все мне как на ладошке выложил. Вот-с, не угодно ли: я все записал.

– Ну, на этот раз ты и впрямь молодец! – радостно сказал я ему. – Теперь вот что: ты и Козлов отправляйтесь немедленно туда, в деревню Халынью, Новгородской губернии, и…

– Сцапаем красавицу Дашеньку и еще кого, если нужно, и доставим вам?

– Ну, в дорогу! Немедленно!

Приехав поздно ночью в деревню, агенты переночевали в местном постоялом дворе. Утром чуть свет бросились к становому приставу, представились ему, рассказали, в чем дело, и попросили его, чтобы урядник, сотский и десятский были на всякий случай наготове. Затем они вернулись в Халынью и направились к дому, где жила Дарья Соколова. От урядника и сотского узнали, что мужа дома нет, что он в Новгороде, в казармах.

Агентов около избы встретила сама Дарья – красивая молодая женщина с холодным, бесстрастным лицом, полная, рослая, сильная. Красивая, большая, упругая грудь. Широкие бедра, смелая, уверенная походка.

Юдзелевич любезно поклонился деревенской красавице. Та улыбнулась, показав белые ровные зубы.

– Позволите, красавица, к вам в гости зайти? – начал он.

– А чего вам надобно от меня? – не без кокетства спросила халыньевская Дульцинея.

– Поклон мы вам из Питера привезли.

– Поклон? Скажи пожалуйста! От кого это?

Юдзелевич свистнул. Из-за соседних изб появились сотский, десятский и урядник.

– От кого? От майора Ашморенкова с женою и с сыном и от горничной их, Паши! – быстро сказал агент.

Дарья Соколова вскрикнула, смертельно побледнела и схватилась обеими руками за сердце. Непередаваемый ужас засветился в ее широко раскрытых глазах. На минуту на нее нашел как бы столбняк. Потом она вдруг опрометью бросилась в избу.

Мы тоже бегом устремились за ней. Она стояла у печи, порывисто дыша и отирая руками крупные капли холодного пота. Губы ее шевелились, точно она читала молитву или хотела что-то сказать страшным «гостям».

– Арестуйте ее! – приказал сельским властям агент.

Она взвизгнула и, когда те подошли к ней с полотенцами в руках, чтобы связать ее, стала отчаянно бороться, схватив с окна большой нож. Необычайная, совсем не женская сила сказалась в этой борьбе. Она отшвырнула от себя сотского, высокого рыжего детину, точно ребенка.

– Эх, здоровая баба! – воскликнул тот, сконфуженный.

Наконец она была связана. Как раз в эту минуту в избу вошел становой пристав. Начались допрос и обыск. Первый пока не привел ни к чему: лихая «кормилица» упорно запиралась. Зато второй, т. е. обыск, дал блестящие результаты: в сундуке были найдены деньги, несколько билетов, двое золотых часов, масса серебряных вещей.

В тот же вечер она, сопровождаемая агентами и полицейским офицером местной жандармерии, была отправлена в Петербург.

Когда она предстала передо мной, то была понура и бледна.

– Ну, Дарья, теперь уже нечего запираться… У тебя найдены почти все вещи убитых в Гусевом переулке. Предупреждаю тебя: если ты будешь откровенна, это смягчит твою участь. Ты убила? – сразу огорошил я ее.

– Я.

– Кто же еще тебе помогал в этом страшном деле?

– Никто. Убила их я одна.

– Одна? Ты лжешь. Неужто ты одна решилась на убийство четырех человек?

– Так ведь они спали… – пробормотала она.

И когда она сказала «ведь они спали…» – у меня встала с поразительной ясностью ужасная картина убийства. Эти разбитые утюгом головы, это море крови, этот страшный круг из крови и мозга, образовавшийся от верчения бедного мальчика по полу в мучительной, смертельной агонии.

И вот передо мной стоит страшный, «закоренелый» злодей – грозный убийца. И кто же он? Женщина! Молодая, красивая бабенка, целый год спокойно прожившая после совершения этого зверского убийства! Стоит и довольно спокойно смотрит на меня, спокойно говорит, что ничего, собственно говоря, страшного в убиении четырех человек не было, ибо эти люди «спали ведь…».

И вспомнились мне также слова доктора при виде разбитой головы майора: «Экий ударище! Экая сила!» А этот действительно ударище… нанесла женщина.

– Расскажи же, как ты убила, как все это произошло.