И вот, в это время мне понадобилось повидаться с Литвиновым по одному спешному служебному делу. По советским понятиям было еще не поздно — всего около 12-ти часов ночи. Литвинов тоже жил в "Метрополе". Я спустился к нему. Постучал в дверь. Долгое молчание. Я еще раз постучал, уже сильнее. Опять молчание. Лишь из за запертой двери доносились ко мне какие - то глухие звуки торопливых шагов, выдвигаемых ящиков… Наконец, я услыхал сквозь note 214
запертую дверь придушенный голос Литвинова:— Кто там?
— Откройте, Максим Максимович.. Это я, Соломон…
— Это точно вы, Георгий Александрович?
— Да, это я, Соломон… Мне нужно повидать вас по спешному делу…
Дверь отворилась. Передо мной стоял бледный и растрепанный Литвинов. В рук он держал браунинг..
— Что это вы, Максим Максимович? — спросил я входя. — С браунингом?…
— Сами знаете, какие теперь времена… это на всякий случай, — ответил он, переводя дыхание и кладя револьвер на ночной столик…
Пожалуй, еще большая растерянность охватила всех при продвижении армии Юденича, которая, как известно, дошла почти до Петербурга… Ну, конечно, по обыкновению, стали циркулировать самые страшные слухи, украшенные и дополненные трусливой фантазией.
Меня внезапно экстренно вызвал к телефону Красин.
— Ты будешь у себя минут через десять - пятнадцать? — спросил он торопливо.
— Буду… А в чем дело?
— Я сейчас тебе объясню… через десять минут буду у тебя… пока, — и он повесил трубку.
Он вошел ко мне с видом весьма озабоченным.
— Через час я должен ехать в Петербург, — начал он. — Дело очень серьезное .. Меня только что note 215
вызвал Ленин, совнарком просит меня немедленно выехать в Петербург и озаботиться защитой его от приближающегося Юденича… Там полная растерянность. Юденич находится по спутанным слухам, чуть ли не в Царском Селе уже…. Зиновьев хотел бежать, но его не выпустили и среди рабочих чуть не вышел бунт из за этого… Его чуть ли не насильно задержали…— Но ведь там же находится Троцкий, — перебил я его вопросом.
— Да вот, в том то и дело, что "фельдмаршал" совсем растерялся… Он издал распоряжение, чтобы жители и власти занялись постройкой на улицах баррикад для защиты города… Это верх растерянности и глупости… Одним словом, я еду… Но дело в том, что часть армии Юденича движется по направлению к Москве через Бологое и находится уже чуть ли не на подступах к нему.. Я говорил по телефону с Бологим… но не добился никакого толка… Меня предупреждают, что в Бологом я могу попасть в руки Юденича… Так вот, Жоржик, в случае чего, я хочу тебя попросить…
И он обратился ко мне с рядом чисто личных, глубоко интимных просьб позаботиться об семье, жене и трех дочерях, моих больших любимицах…
Но это не относится к теме моих воспоминаний.. Это глубоко личное.
Мы простились и он уехал.
Потом, когда опасность миновала, он рассказал о той малодушной растерянности, в которой он застал наших «вождей» — этих прославленных Троцкого и Зиновьева. Скажу вкратце, что Красин, имея от Ленина неограниченные полномочия, быстро и энергично note 216
занялся делом обороны, приспособляя технику, и своим спокойствием и мужеством ободрял запуганных защитников столицы.(Так, у меня осталось в памяти, что он, в виду отсутствия танков, устроил по своему изобретению, род танков путем соединения обычных грузовиков, приспособив их к военным целям. Но я не техник, а потому ничего больше не могу сказать об этих приспособлениях. Но факт тот, что в трудную и критическую минуту на долю Красина выпало дело организации защиты Петербурга от нашествия Юденича. — Автор.) Конечно, читая эти строки, читатель может задаться вопросом: а как лично я реагировал на все это? Не праздновал ли я труса? Отвечу кратко. Я ни минуты не сомневался, что в случае чего, мне не миновать смерти, может быть, мучительной смерти — ведь белые жестоко расправлялись с красными. И поэтому я запасся на всякий случай цианистым калием… Он хранится у меня и до сих пор в маленькой тюбочке, закупоренной воском, как воспоминание о прошлом…
XV
Жизнь в "Метрополь", при всех вышеописанных условиях, стала для меня совершенно невыносимой. Одолевала ячейка с товарищем Зленченко во главе, одолевали все царящие там порядки, грязь и некультурность обитателей. Ячейка требовала много времени, и всегда по ночам, когда я усталый от своей обычной работы, должен был, вместо заслуженного отдыха, отдавать время и нервы "партийной" работе. К тому же, по наступлении холодов, в "Метрополе", в виду дровяного кризиса, почти не топили.