Среди красных вождей

И я стал входить в новое для меня дело… Но прежде, чем продолжать, два слова к читателю-другу, если предшествовавшие мои очерки, написанные с болью и страданиями от воспоминаний о пережитом, приобрели мне такового. Мне хочется надеяться, что между читателем и мной установился некоторый контакт, установилось известное понимание и необходимое доверие. В предшествующих частях моих воспоминаний я по временам довольно подробно (быть может, читатель скажет «слишком подробно»?) останавливался на описании отдельных эпизодов из сферы моей и моих товарищей деятельности. Теперь же, рассчитывая именно на установившееся доверие ко мне, я, во избежание излишних повторений (ибо, по существу, речь все время будет идти о «гуковщине»), позволю себе, упоминая, где нужно, о тех или иных «подвигах моих позорной памяти героев», быть более кратким и употреблять голословный характеристики.

Итак, на другой же день по приезде в Лондон я стал входить и вникать в новое для меня дело… Виноват, я ошибся. Дело было старое, ибо оно насквозь было пропитано «гуковщиной». За какое дело о поставке тех или иных предметов я ни брался, я своим уже наметавшимся оком сразу видел, что оно проведено по принципу «гуковщины»… И лишь изредка я не видел следов этого, как ржа, въедчивого налета. И эти редкие оазисы были для меня праздником, и я отдыхал на ознакомлении с такими делами.

Здесь также, как и в Берлине, Москве и Ревеле, во всем царила деловая анархия. В счетно-финансовом отделе была путаница, нарочитая неясность, при которой самая ясная, казалось бы, картина, приобретала характер полотна какого-нибудь кубиста, где ничего не разберешь. В таком же духе было и делопроизводство и технический отдел, где сильно пахло «гуковщиной». Но страшная и добросовестная путаница царила в управлении делами и канцелярии. Управляющей делами был приличный человек (правда, себе на уме и большой оппортунист),

С. И. Сазонов, по специальности профессор химии, а потому в делопроизводстве и канцелярских делах ничего не смысливший. Собственно, это была настоящая синекура: он был очень дружен с «доктором» Половцовой и с Крысиным.

Знакомясь с делами и сотрудниками, я в то же время стал вести новые дела. Совершенно случайно, много времени спустя, я узнал, что среди сотрудников за мной еще до моего приезда укрепилась репутация очень «страшного» начальника. Я заметил, что сотрудники говорят со мной с боязнью. Скажу кстати, что потом это прошло и со многими из них я был в самых лучших отношениях и, что главное, около меня постепенно сгруппировались (правда, их было немного) все честные и приличные люди.

В это время «Аркос» был как раз занят приспособлением купленного еще до меня большого дома в Мооргет – стрит, который был назван по-английски «Совьет-хауз». Здание это впоследствии прославилось, благодаря обыску, который произвела в нем английская полиция, несколько дней ломавшая сейфы и бронированные двери в погребах (Как человек, следивший за переустройством этого дома, считаю долгом, в интересах восстановления истины, сказать, что подвалы в нем были устроены действительно очень прочно и снабжены бронированными тяжелыми дверями. Но делалось это в виду того, что предполагалось поместить в том же «Совьет-хауз» банк, которому и нужны солидные погреба для хранения ценностей. В мое время в этих погребах хранились контрольные образцы заказанных товаров, надлежащие опечатанные. – Автор.*). На меня правление возложило, как дело между прочим, и высший надзор за этими сделками, которыми заведывал инженер Рабинович, тоже «персона грата» у Половцовой с Крысиным и у Клышко. Последний говорил мне в конфиденциальной беседе, что этот Рабинович состоял его информатором по части наблюдения за личным составом. Это был наглый малый, который при первом же знакомстве нашем, пользуясь моим незнанием английского языка, сделал, было, попытку оседлать меня. Но я тотчас же оборвал его, и он сразу же лег на спину, поджал, хвост и лапки сложил на брюшке. Я потребовал, чтобы, прежде чем заказывать дорогостоящие приспособления для дома, он докладывал мне и представлял каталоги и прейскуранты.

– Что это, недоверие? – возмущенным голосом спросил он меня.

– Да, недоверие, – совершенно спокойно ответил я.

И это его сразу успокоило и он стал очень заискивающе и низкопоклонно держать себя со мной… Теперь он, насколько я знаю, на линии директора.

Таким образом, я сразу же погрузился в самую гущу всякого рода дел характера «гуковщины» и просто наивной путаницы. Но вот – это было 15-го июня, я хорошо помню эту дату – у нас происходило заседание правления. И Половцова и Крысин были очень взволнованы. Пришла телеграмма из Москвы с категорическим приказом в текущем году снарядить полярную экспедицию в Карское море к устьям Оби и Енисея, и доставить туда около тридцати тысяч тонн разного рода товаров.