Ночью им снились кошмары. Любой проходящий мимо бежал бы прочь от криков двух мальчишек, которые были бы счастливы проснуться, но, на их беду, были погружены в сон, который прервал только первый луч взошедшей Лару. Юный принц очнулся и понял, что его голова лежит у кого-то на коленях. Он поднялся и отшатнулся при виде богинь, сидевших прямо на траве вокруг них.
Сейчас, когда Варину Раслингу уже скоро стукнет пятьдесят, он с трудом вспоминал, что именно говорили им тогда богини. Время было милосердно и притупило тот стыд и страх, что они испытали, стоя лицом к лицу с существами, силу которых можно было ощутить в воздухе пальцами. Вместо слов и видений, память сохранила лишь впечатления. Он помнил ярость Фирры, глубокий голос Илаэры, ласковую руку Хараны, наставляющую не причинять излишней боли… И самое чёткое воспоминание – картинки, показанные ему Маярой, хозяйкой смерти, во сне. Он помнил, что стало с его дедом в Её Чертоге. Возможно, такая избирательная память – воля самих Сестёр. Ведь запомни они всё, что увидели, в деталях, и свой груз волочить бы не смогли.
С того случая Варин понял одну простую истину – ему суждено быть королём, иметь власть и выполнять уготованный по праву рождения долг, но ему никогда не быть богом на земле, как мечтал его дед. Это место уже занято, и когда-нибудь ему придётся самому предстать перед судом и ответить за все дела, как сейчас отвечает каждый из его подданных перед ним.
Едва взойдя на престол, новый Раслинг начал с того, что вернул одарённым все привилегии, отобранные у них в прошлые годы, восстановил былую славу Собору Карража, вложил многие средства в новые исследования и, в конечном итоге, провёл реформу в армии, найдя одарённым место в её среде. Его войска внушали уважительный трепет соседям. Было ли всё ровно и гладко? Конечно, нет!
Главной проблемной точкой был характер благословлённых Сёстрами людей. Это не фокусники на ярмарке. Это те, в ком дар и голос богов! Блаженные, чья привязанность к своим возможностям делала из них, с одной стороны, строгих последователей божественных писаний, а с другой – наделяла характером детей, которые готовы были всё забыть при виде нового волшебства или способа его использования. Это причиняло хлопоты ему, его советникам и военным командирам.
Взять хотя бы тех же последователей Хараны. Их встречали как родных в любом подразделении, куда они приходили избавлять от боли и спасать от смерти. И они же роняли моральный дух этого подразделения, открыто выражая своё отношение к перспективе лишать жизни врага. Они исправно выполняли свою работу, но постоянно вселяли в солдат размышления о правильности их поступков, отсутствии необходимости вооружённого подавления бунта или мятежа. И это было не остановить, поскольку такой подход полностью соответствовал учению Хараны и Первому Божественному закону. Редко, но среди них попадались отличные бойцы, чья эффективность напрямую зависела от того, причинил ли противник вред природе. Этакие защитники. Воплощение гнева богини земли, очень полезные своими умениями вызывать стремительный рост растений или менять по прихоти ландшафт. Но с этими общего языка найти было почти нереально. Они смотрели на сослуживцев, как дэфы на добычу, если видели, что те поймали и зарезали в лесу животное на ужин. Праздной охоты не признавали, вступались за каждую травинку и лишнее срубленное дерево. А уж до чего занудны…
Бывали моменты, когда Варин в тайне завидовал эйуна, у которых было отлично развито полевое ле́карство, позволявшее обходиться без волшебства. Знания деревенских знахарок и повитух, хорошо разбиравшихся в целебных травах, ни в какое сравнение не шли с этой практикой. Вот только действо это было пренеприятнейшее. Кому понравится смотреть, как живое существо шьют нитями, пришивают конечности, режут, чистят тонкими ножами работы влари ожоги? А уж оказаться в руках у таких лекарей… Нет! Уж лучше они потерпят несносные характеры волшебников.
Кто с воодушевлением шёл в солдаты – так это Длани Фирры. Дар, данный им богиней огня и войны, наполнял рвением их дух. Казалось бы, что может быть лучше, чем полк метателей пламени? Однако и тут было не без трудностей. Эти люди признавали только честный бой и обожали способ эйуна для решения споров: через дуэли и показательные поединки. Казнить безоружного? Обидеть парламентёра? Использовать бесчеловечный метод боя или оружие немедленного поражения большого числа живых существ? Да они готовы были поджарить своих за саму только идею! И опять же – не поспоришь: кодекс Фирры. Богини честной войны.