Среди людей

Напился в общежитии Митька Синицын с филфака; размахивая длинными руками, он лез ко всем целоваться, потом вырвался на улицу и побежал к Медному всаднику. Всходило солнце над Васильевским островом. Город был чистый, пустой. Стали вдруг видны дома снизу доверху. Как всегда в хорошее рассветное утро, казалось нелепым, что люди в такой час спят.

На этой, бывшей Сенатской, площади и потом у Зимнего Сережа с необыкновенной ясностью понял, что он еще ничего в жизни не совершил. Здесь стояло каре декабристов, Каховский выстрелил в Милорадовича, картечь Николая… Все, что Сережа учил и знал об этом, сейчас расставлялось на пустых площадях…

Страстное нетерпение охватило его этой ночью. И нежность к городу, к друзьям, к незнакомым людям, спящим в своих постелях и не ведающим, что он, Сергей Ломов, получил сегодня диплом учителя, нежность к зданию пединститута, которое столько раз бывало постылым, и какая-то оглушительная праздничная неизвестность впереди, где он сам себе хозяин.

Перед отъездом он купил карту. Грибкова на ней не оказалось. Являться следовало в Курское облоно.

В Курск Ломов приехал под вечер. Старенький трамвай с грохотом качало на рельсах. Сперва по краям широкой улицы, похожей на пыльный большак, шли редкие деревянные одноэтажные дома, потом вагон пропрыгал по длинному узкому мосту и пополз в гору. Началась, очевидно, главная улица. Большие новые здания стояли вперемежку со старыми, вросшими по грудь вземлю каменными особняками.

Покуда он получил койку в гостинице — маленьком домике, отодвинутом в глубь двора, — быстро, по-южному, стемнело. Ломов посидел на стуле посреди большой комнаты общежития; на одной из постелей спал одетый человек, прикрыв лицо кепкой; остальные кровати пустовали.

Спать Ломову не хотелось. Он вышел на улицу.

Было приятно бродить по незнакомому городу. Глядя на прохожих, хотелось узнать, как они прожили свою жизнь и чем живут сейчас; куда торопится вот этот парень в голубой футболке и о чем он думает; кто такая вон та девушка, что стоит с портфелем на трамвайной площадке. Трамвай дернулся, побежал, девушка исчезла, и он никогда в жизни не увидит ее и ничего о ней не узнает. И никому из этих людей нет дела до того, что бродит сейчас по улице Сергей Ломов, прибывший из Ленинграда, двадцати трех лет, учитель русского языка и литературы…

Сейчас, в порыве юного дружелюбия, ему казалось, что есть что-то очень несовершенное в отношениях между людьми. Можно спросить у незнакомого человека: «Который час?» или «Как пройти на Пушкинскую?», но нельзя сказать ему: «Здравствуй. Давай поговорим…» Только дети умеют делать это.

Утром, освещенный солнцем, город уже не представлялся таким загадочным. Все было просто. Магазины, аптека, почтамт, кино, Государственный банк в удивительно маленьком здании. Люди торопились по своим привычным делам, а Сережа Ломов шел в облоно.

Не искушенный еще посещениями начальства, он думал тотчас же попасть к заведующему. Кабинет был заперт. Ломов заглянул в комнату, на дверях которой висела табличка: «Сектор школ». Здесь стояло штук шесть письменных столов, сдвинутых по два, тыльной стороной друг к другу, так что инспектор, сидящий за одним столом, подымая голову и задумываясь, видел перед собой, как в зеркале, другого задумавшегося инспектора. В центре комнаты, на полу, в огромной кадке рос до потолка фикус.

Когда Ломов отрекомендовался молоденькой полной женщине, сидящей за ближайшим столом — это была Лиза Угарова, — она приветливо улыбнулась, потом сделала неумело строгое лицо и показала глазами на дальний стол за фикусом.

— Вам надо к Валерьяну Семеновичу.

Заведующий сектором школ, седой, стриженный ежиком мужчина, в украинской рубахе на выпуск, в белых брюках и белых парусиновых туфлях, расставлял какие-то цифры в большом листе, разлинованном в клеточку.

Проглядев первый же из поданных Ломовым документов, Валерьян Семенович внимательно посмотрел на Ломова и спросил:

— Приехали?

Сергей кивнул.

Валерьян Семенович долистал документы до конца, вынул из кармана брюк маленькую гребенку в чехле, причесал свой ежик и посмотрел гребенку на свет, потом, дунув на нее, сказал:

— У нас имеется относительно вас одна идея. Как бы вы посмотрели на то, чтобы занять должность директора школы?

— Но я ничего не умею.

— Поможем, — сказал Валерьян Семенович. — Человек вы молодой, энергичный…

Валерьян Семенович тут же снял телефонную трубку, назвал какой-то номер и внушительным голосом доложил:

— С Грибковской школой в порядке, Андрей Михайлович! Я тут подыскал одного человечка, с учетом деловых и политических качеств… Хорошо. Непременно… Заканчиваю, Андрей Михайлович. Все матерьялы собраны, осталось только оформить конкретные предложения…

Повесив трубку, Валерьян Семенович взглянул на свои карманные часы, лежащие на столе, и сказал: